"Семья в современном мире" - Рябиченко Людмила Аркадьевна

Здравствуйте, дорогие братья и сестры.
Я рада приветствовать в этом лектории, и повторяю, что тема сегодняшней нашей лекции «Семья в современном мире».

Наше движение называется «Семья, любовь, Отечество». Семья, любовь и Отечество – вот те главные, основные моменты, которые в нашей жизни, на наш взгляд, являются самыми важными.

И действительно, для каждого человека семья составляет основу основ. И так было всегда. Семья обществом оберегалась и сохранялась, была в общественном сознании целостным институтом, не подлежащим никаким изменением, никакой опасности.

А мы с вами сегодня хотим поговорить о том, как живется семье в современном мире, что происходит с ней сейчас, что происходит с ней каждый день, и как эти встречи отражаются на институте семьи.

Никого из присутствующих, наверное, не нужно убеждать в том, что важнее семьи нет ничего на свете. И мы с вами будем едины в том, что, лишившись семьи. Каждый из нас утратит смысл своего существования.

К сожалению, в наши времена мы можем наблюдать процессы, которые происходят не только во всем мире, но теперь уже и у нас, ставящие под вопрос целесообразность существования самой семьи, создающие крайне много угроз для семьи, как для института.

Сейчас вопрос стоит именно так: сохранение семьи. Почему? Наверное, все вы слышали такие слова, как «ювенальная юстиция», знаете, что это знак опасности, знак беды.

Когда нам в стране вводили ювенальную юстицию, говорили о том, что все предполагает только защиту бедных детей от несправедливости общества. Говорили о том. Что бедные несовершеннолетние дети, совершив проступок в жизни, совершив правонарушение, попадают в тески правоохранительной системы, которая перемалывает их, калечит и лишает их будущего.

Но это была только половина правды. Потому что тщательно скрываемая вторая цель ювенальной юстиции – это максимальное ограничение родителей в правах на воспитание собственного ребенка, максимальное ограничение родительства как такового и постоянная угроза существованию самому родительству.

Ну, а теперь отступление к фактам, к реалиям, к тому, что происходит. С 2005 года в нашей стране большая информационная кампания по созданию в общественном сознании образа врага в лице семьи. Вы, наверное, помните: начались какие-то истории в СМИ, телевидение нам показывало жуткие картинки, когда изверги-родители приковывали детей к батарее наручниками по каким-то ничтожным поводам, когда прижигали окурками тельца маленьких детишек, показывали лица этих самых горе-родителей: алкоголики, наркоманы, бомжи.

Мы все очень сочувствовали этим детишкам! Тогда нам объяснили, что вот то, что происходит, называется «насилие в семье». Это кардинальным утверждением: нам поставили знак «равно» между словами «семья» и «насилие». Для этого одновременно по всей стране в 2005 году, в ноябре, по-моему, по всем крупнейшим городам была проведена огромная масштабнейшая рекламная акция: стояли плакаты на всех центральных проспектах крупных городов – в Москве, в Санкт-Петербурге, в Екатеринбурге, – фотографии этого вы и сейчас можете в интернете!

Стояли плакаты, на которых на синем фоне была нарисована расколотая чашка и написаны слова: «Насилие в семье». Внизу было написано: «Участковый от слова участие», и стоял телефон 02.

Мы не понимали, о чем вообще этот плакат! А плакаты стояли друг от друга на расстоянии ста метров – рекламщики знают, для чего это делается: для того, чтобы усиливать эффект внушения. Поскольку содержательного текста там не было, то есть не было сказано, что к чему, что из чего проистекает, они добивались – и добились! – одной цели: каждый раз, проходя и наблюдая эти плакаты, слова «семья» и «насилие» просто откладывались у нас в подсознание. А то, что отложено в подсознание не подлежит критике и никаким образом потом оттуда не удаляется.

Итак, в 2005 году мы прочитали, что «семья – это насилие», мы увидели сюжеты, прочитали истории в газетах, о том, что кругом «жуткие насильники родители издеваются над своими детьми». Тогда еще речь не шла о сексуальном насилии, которым сейчас нас настоятельно пугают, так сильно на тех порах родителей еще не уничтожали: нас просто приучали к тому, что семья – это место насилия.

И мы, поскольку еще не были ко всему этому готовы, мы могли только согласиться с тем, что, да, конечно, эти люди, которые не вписываются в общество: бомжи, алкоголики, наркоманы – они могут такое допустить! И мы соглашались: да, это насилие в семье, да.

А потом пошли истории другие, истории про обычных людей, таких, как мы с вами, про тех людей, у которых внешне ничего плохого не происходило – они не издевались над детьми. Но когда ты открываешь дверь в их дом, показывала камера, что-то там происходит: либо горы мусора, и ребенок страдает от этого, либо родители очень ругают, третируют этого ребенка. И нам говорили, что это тоже насилие.

Было не очень понятно, почему. Мы, конечно, не очень соглашались, но мы же уже один раз согласились, что семья – это место насилия! И… постепенно привыкли и к этому.

А в 2009 году в этой кампании была поставлена точка, вы ее все, наверное, заметили. Это была история семьи Агеевых, когда Глеба Агеева вместе с сестрой Полиной забрали от родителей, поскольку по версии следствия «мама била их раскаленным чайником». Очень много было показано ток-шоу на эту тему.

Мы занимаемся этой семьей, ведем ее, поддерживаем. И я хочу сказать вам, что это – громаднейшая информационная кампания по превращению нормальных людей, попавших просто в ситуацию, в изгоев. Нужна была такая кампания, которая объяснила бы, почему сейчас в Уголовном кодексе появляется другая статья.

Участники всей этой драмы: депутаты Госдумы, члены Общественной палаты – все они открыто сказали, что история Глеба Агеева помогла нам внести изменение в Уголовный кодекс. 156-ая статья Уголовного кодекса была административной – это статья за жестокое обращение с ребенком. Родители тогда подлежали административному штрафу.

После истории Глеба Агеева стало ясно, что все родители являются варварами по отношению к своим детям: от бомжей-алкоголиков до олигархов, какими были представлены в истории Агеевы (они на самом деле не так и богаты были, но муж на то время работал в банке, что и позволило назвать его олигархом).

И оказалось, что последняя точка была поставлена, круг замкнулся, все семьи – это место насилия. И бомжи, и средний класс, и даже богатые.

История эта была жутчайшим образом выстроена, по всем законам информационной войны! Я вам сейчас расскажу, как из нормальных людей делают извергов.

Эти родители жили и ничуть не подозревали о том, что существует такая проблема, как ювенальная юстиция. Их история достаточно трагична в том плане, что у них в семнадцатилетнем возрасте за три с половиной месяца погиб их родной сын, который был уже выпускником школы, и они думали о будущем: единственный любимый ребенок, хорошо учившийся, готовился в Университет…

Но их сын Руслан погиб от неизлечимой скоротечной болезни, моментально сгорел. Они, конечно, долго горевали, а потом пытались восстановить свою семью, но ничего не вышло.

Тогда они решили, что надо помочь детишкам, которые живут без матери. Подготовились к этому тщательнейшим образом, сменили работу: я знаю, потому что мы были у них дома много раз и знаем, как это все выглядит. Понимаете, люди ответственно готовились к этим детям! Они знали, что возьмут детей больных, с плохой наследственностью, но они с открытыми глазами на это шли.

Они переехали ближе к Москве, в Подмосковье построили другой дом, продав дальний, где они до этого жили. Денег хватило только на небольшой, но выстроили они его так, чтобы это было удобно для детей, сделали детскую площадку, купили массу пособий, игрушек, всего прочего.

Ну, и, конечно, нашли детей себе, мальчика и девочку, которым сказали, что они – братик и сестра, и которых они скоро возьмут домой. Детям было три и два года.

И вот детишки приехали к ним домой и стали жить счастливо. Их возили четыре раза в неделю в Москву на различные занятия, они ездили отдыхать в Сочи.

Когда в 3,5 года взяли Глеба, он разговаривал односложно – запущенный ребенок в детском доме. Через год Глеб уже читал! Есть видеокадры, они остались.

А Полина – ей было 2,5 года, – уже читала стихи, и тому в подтверждение тоже есть видео.

То есть Агеевы активно занимались детьми и были счастливы.

И вот простая история: папа подъезжает на машине к дому с работы, мама открывает дверь, чтобы его встретить, дети на втором этаже в доме играют в игрушки.

Глеб закатил машинку под столик, полез за ней и зацепил шнур от электрического чайника. Он опрокинул на себя чайник с теплой водой, не с кипятком, просто достаточно горячей. Испугался, побежал к маме и упал на лестнице.

Мама увидела его ранку, они обработали эту ранку, успокоили ребенка, а ожога даже не было видно, потому что вода была просто горячей.

И дальше история разворачивается следующим образом. Ребенка кормят ужином и укладывают спать. Через какое-то время смотрят, видят, что ранка сочится, а родители бдительно следят за здоровьем своих детей, и они решают, что все-таки стоит все-таки съездить к врачу в травмпункт и зашить эту ранку – там ранка сантиметра три.

Они приезжают в травмункт – это без пятнадцати десять вечера, – и в это время врачи им говорят, что не могут их принять, так как, к сожалению, все стерильные инструменты закончились, поэтому поезжайте в стационар, и там вам окажут всю необходимую помощь.

Когда они приехали в стационар, у мальчика немножко покраснела шейка, его стали расспрашивать, в чем дело. Он говорит: «Вот, чайничек опрокинулся». – «Ах, там, наверное, ожог! Давайте, наверное, понаблюдаем! Ну, вот оставьте на ночь ребенка – мы за ним понаблюдаем!»

И родители Глеба Агеева, как, наверное, каждый из нас, абсолютно доверяют врачам, которые говорят, что «вы завтра в восемь утра своего ребенка уже заберете – так будет лучше, ведь ожог, а он – маленький ребенок». Волнение-то есть, ожег – первой второй степени (как они поставили).

Мало того, папа пишет расписку, которую каждому из нас предлагают написать в стационаре, если мы там оставляем ребенка. «Согласен на медицинское вмешательство». Много лет такая расписка существует, никто ее толком не замечает! И именно поэтому каждый из нас должен четко понимать, что когда вы расписываетесь в этой бумаге, вы соглашаетесь на любое вмешательство в отношении собственного ребенка!

Абсолютно доверяя государству в лице медиков, отец подписал такую бумагу, уехал, с тем, чтобы в восемь часов утра забрать ребенка обратно.

Но в пять часов утра к ним уже постучали в дом. Следственная группа. Снимать допрос о том, что они делали со своим ребенком, как они издевались над ним, как они его избивали. И таких групп потом было несметное количество, потому что начался процесс.

Что же произошло? В то время, когда ребенок без них находился в стационаре, ему без всяких оснований дали общий наркоз. «Без всяких оснований» – потому что установлено: никаких медицинских вмешательств после этого не было!

Ребенок, получив общий наркоз, находился какое-то время без сознания, безусловно, и в этом состоянии его фотографировали! Причем, как потом уже выяснили родители – суд-то длился несколько лет и был очень тяжелым! – съемка ребенка происходила по правилам съемки трупа! То есть его поворачивали в разных позициях, снимали разные ракурсы, такие, какие снимают при убийстве! То есть то, что нужно для какого-то следствия!

Бесчеловечно совершенно! Вы знаете, я смотрела эти снимки, и я считаю, что тогда происходило просто невероятное издевательство над ребенком! Потому что ему шпателем открывали рот, ему поднимали ручки, ножки, с разных сторон фотографировали все части тела!

Потом, утром, эти снимки оказались в интернете. Уже на следующее утро газета «Твой день» тиражом миллионы экземпляров вышла по всей стране одновременно с крупной фотографией лица ребенка в бессознательном состоянии и с подписью: «В реанимацию доставлен ребенок, избитый родителями-олигархами».

Вот так вот из нормальной семьи можно сделать убийц! И вы знаете, что самое ужасное? Когда они к нам обратились, они уже потеряли всё: их уволили с работы, потому что никому скандал не нужен, от них отвернулись друзья, родственники, знакомые…. То есть все! И наши братья-сестры православные тоже обходили их стороной на всякий случай, потому что «дыма без огня не бывает». Ведь идет скандал, каждый день газеты выходит с новыми подробностями: «мама из гестапо» и так далее – у нас все эти газеты теперь есть.

В газете «Твой день» был даже опубликован бланк с «ножницами», то есть «вырезать и послать» с отпечатанным заявлением генеральному прокурору – шапка уже была заполнена! И далее: «Я (прочерк) требую отобрать у Агеевых детей и посадить их в тюрьму!» Ну, там было побольше написано, но смысл такой.

Это чудовищно! Это преступление на самом деле! Это внушение ненависти, это 282 статья, если будем говорить, «экстремизм», но в государственном масштабе! Так для чего же это делалось?

Сейчас у нас есть стенограмма заседания Общественной палаты, на котором в экстренном порядке рассматривали это дело. Дело, которое появилось неизвестно откуда! Член Общественной палаты Екатерина Лахова, если вы знаете такую фамилию, – это одиозная фигура, которая в нашей стране вводила половое просвещение для школьников, пыталась ввести его в школы, и ей это на какое-то время почти удалось. То есть в закон об образовании было внесено соответствующее изменение, кажется, в 89-ом году, но поднялся народ, общественность, и под ее влиянием нововведение было отменено. Но методички остались. И я видела, как это выглядело. Это просто чудовищно!

Так вот, Екатерина Лахова почему-то участвовала в этой истории. Вот представьте, где Глеб Агеев, а где Екатерина Лахова!.. Заседание Общественной палаты назавтра происходит. «Мой ребенок получил ожог» – Общественная палата по этому поводу собирается, бурно происходит заседание, приглашаются все чиновники, которые работают с семьей и детьми, министры… Лахова заявляет: «Я уже позвонила Чайке и Нургалиеву и попросила взять это дело на особый контроль!» Вы понимаете размах, да? Все это говорит о том. Что это не просто дело, это определенная кампания, определенные процессы!

И этот контроль действительно осуществлялся. Сам министр МВД на камеры заявлял о том, что он взял это дело на особый контроль, и он уверен, что Агеевы виноваты, и что он, конечно же, их накажет.

Я так подробно вам об этом рассказываю для того, чтобы вы понимали, какие процессы сейчас происходят. Вот это – модельное дело. На нем показано, что от любой семьи может просто ничего не остаться. Супруги Агеевы поддерживают друг друга, они очень верны друг другу, они очень дружно живут, и только это им позволяет держаться. Потому что в том кошмаре, в котором они живут, выдержать это просто невозможно.

К счастью, нам удалось пробить этот лед вокруг них, этот информационный заслон, и постепенно-постепенно мы растопили все эти преграды, чтобы люди начали об этом говорить и говорить с ними. И, наконец, всеобщими усилиями нам удалось изменить ситуацию.

Вообще, за все это дело матери грозило 14-ть лет тюрьмы, а отцу – 4-ре года. Вы понимаете, да? 14-ть лет тюрьмы – за что? Инкриминировалось матери истязание ребенка, без доказательств без всяких! А отцу 4-ре года – за оставление несовершеннолетнего в заведомо беспомощном состоянии. Притом, что он отвез ребенка в больницу сам. Это выглядело, как оставление несовершеннолетнего.

Ну, об этой истории можно еще более подробно рассказать, конечно. Удалось сделать для них максимально возможное: отца оправдали полностью, а мать…. Дтей привезли тайно на допрос, детей тайно допросили, дети пояснили через два года, как все это было…

Вообще, первый допрос, знаете, был какой? «Допрос свидетеля Полины Агеевой. Возраст свидетеля: 1 год, 7 месяцев». Ребенок почти не разговаривает еще, а тут допрос. И на основании этих данных могут быть какие-то выводы.

Когда дети на последнем суде рассказали, как было дело, когда суд отмел массу ложных экспертиз, которые показывали не то, что было на самом деле – там очень много было подтасовок, ложных фактов: прежние суды отметали верные доказательства и принимали спорные! – мужа оправдали полностью, а жене за отсутствием доказательств было внесено: «факты обвинения не подтвердились, признать виновной по статье 156-ой «жестокое обращение». Факты не подтвердились, но виновной – признать. Результат: общественно-полезные работы на 18-ть месяцев.

Ну, она занимается какой-то там канцелярской работой, но дело не в том, какая работа, дело в том, что это обвинение по статье «жестокое обращение с ребенком», и по этой статье нельзя получить детей обратно! Этих детей, которых у них отобрали в это время!

Дети живут в приюте третий год, родителям разрешено с ними видеться после последнего суда каждую неделю. Каждую неделю они с ними видятся и уезжают. Приезжают и уезжают. Дети пишут записки Деду Морозу, что они хотят подарок, чтобы их отвезли к маме и папе, и они там остались…

Логика событий вообще непонятна, да? Но поскольку разыграна информационная кампания, то ничего обратно повернуть нельзя, потому что иначе что, кто-то неправ был, получается? Кого-то надо наказать? Следовательно, и происходит то, что происходит.

Но это такая модельная, еще раз повторюсь, история, которая может вам показать механизмы. А общие тенденции – это то, о чем я вам скажу ниже.

Вот прошла кампания в 2005 году. И с 2005 года, даже еще чуть раньше, началось создание ювенальных судов в стране – это специальные суды по делам несовершеннолетних, которые должны детей оправдывать за правонарушения, не судить, а оправдывать.

При этом создаются народные структуры, такие как Служба примирения. Ну, например, насильника и изнасилованной. Служба примирения создана для того, чтобы не доводить дело до суда. Логики в этом нет, но это происходит.

Почему же это происходит? Потому что сейчас принимаются законы, которые являются калькой с западного судопроизводства. Механизм очень прост: в нашей Конституции есть 15-ая статья, пункт 4-ый, которая говорит о приоритете международного права над национальным. Это так называемая «колониальная статья». То есть, какие бы свои законы мы не принимали, а они не соотносятся с международными законами, то они подлежат изменению.

Или наоборот: если есть международные законы, мы подписываем какие-то международные соглашения, какие-то хартии, то в рамках этих хартий и конвенций мы должны реформировать свое законодательство, вносить поправки. Что мы и делаем.

Мы вот уже двадцать лет упорно ломаем свое самое совершенное в мире законодательство. Самое совершенное! Мы вносим бесконечные поправки! Вы знаете, сколько поправок внесено в Семейный Кодекс и сколько нам удалось отбить?

Год назад мы всем миром стояли против того, чтобы Комитет по семье и детству Государственной Думы внес в 80-ую статью Семейного Кодекса поправку, которая гласит о том, что родители отныне обязаны обеспечить своим детям образование, обеспечить их жильем, обеспечить их отдыхом, лечением и так далее (более точные формулировки я вам сейчас не приведу, но суть такая). Речь шла о том, что если эта обязанность будет не выполнена, то будут санкции.

То есть если вы не предоставляете своему ребенку жилья, то санкция определенная: вы лишаетесь ребенка. И если уровень достатка у вас низкий – то же самое, это уже и так происходит. Если вы не можете отправить на отдых ребенка – то же самое. И так далее.

Объяснялось это заботой о детях. Но мы все-таки доказали, что это не забота о детях. Ну, во-первых, тут на родителей перекладываются государственные обязанности по отношению к семье и гражданину. Во-вторых – создается механизм санкций для родителей.

Почему же он создается вообще? Получается, что сейчас родители в осаде! Создаются механизмы. Сначала говорится, что семья – это место насилия, потом создаются какие-то специальные суда для детей отдельные, потом для родителей создаются какие-то ловушки, по которым они могут быть постоянно виноватыми.

Помимо этого Семейного Кодекса, у нас вносилось масса поправок в другие законы, и с 2005 года в Государственной Думе находился закон о ювенальных судах, который должен быть стартовым законом для введения ювенальной юстиции в стране.

Если бы его ввели на законодательном уровне, то самым главным механизмом в нашей жизни стал бы приоритет прав ребенка, который сейчас тоже продвигают, когда ребенок всегда прав, когда ребенок не имеет обязанностей, когда ребенок должен жить так, как он хочет – никто не имеет права ему указывать, вы все это знаете по заграничными примерам. Это все усердно навязывается, но если бы этот закон действительно действовал, то это все уже бы осуществилось.

В 2010 году общественности удалось добиться того, чтобы закон отклонили, и у нас сейчас нет ювенальных законов. Совсем. Но ювенальные технологии в стране вводятся, и вводятся они через различные механизмы.

Я скажу вам главный принцип ювенальной юстиции – это приоритет прав ребенка. Это незаконный приоритет. У нас в законодательстве нет особого субъекта права, права ребенка, у нас есть права и обязанности родителей, которые прописаны в Конституции: заботиться о своем ребенке, охранять, представлять его интересы.

Нам говорят теперь, что есть особое право ребенка, и мы будем это право защищать. И получается, что неразрывность связи родители-ребенок размыкается, и между родителями и ребенком появляется некто, кто защищает какое-то право ребенка. Вы понимаете, да? Идет перехват родительских прав кем-то, кем – мы дальше выясним, и идет подмена. И получается, что как раз родительство здесь рискует больше всего, как раз оно здесь разрушается.

«Право ребенка» должно быть для вас всегда сигналом опасности. Если вы где-то слышите такие слова, вы должны понимать, что речь идет не о праве ребенка, а о праве на ребенка, на вашего ребенка, которое хотят получить.

Вообще, страшно даже говорить об этом! Мы говорим в терминах рабовладения! То есть мы говорим, что кто-то хочет завладеть каким-то человеком, и этот человек – мой ребенок. Страшные процессы! С духовной точки зрения – катастрофичные! Как православные люди мы с вами понимаем, что здесь идет битва вокруг самой последней скрепы нашей жизни: 5-ой заповеди!

Она одна единственная, которая еще пока нами неукоснительно исполняется. Во всем остальном мы понемножку можем уступать, где-то мы поленились, где-то мы скрыли, где-то «а все так живут», позволяем себе где-то что-то. Может, и не позволяем, но в общем и целом так происходит.

И только 5-ая заповедь нас всех объединяет. Всех: достойных и не достойных, алкоголиков, праведников – всех! У нас есть дети, которых мы любим, как мы можем, но мы их любим. И они нас любят! И алкоголиков, и хороших, и всяких. Но ювенальная юстиция – это как раз тот механизм, который эту любовь и убивает.

И механизм ювенальной юстиции, который называется ювенальная технология, подводит нас к тому, что любви между родителями и детьми больше не существует, она не имеет больше права, потому что она может нарушить право ребенка.

Вы слышали историю Натальи Захаровой, у которой во Франции отобрали девочку в трехлетнем возрасте. Сейчас девочке уже 16-ть лет, мать все эти годы бьется за нее. Она и в тюрьме была, мама, а девочка – в закрытом интернате, то есть тоже в тюрьме. Девочке 16-ть лет, три последних года они не виделись. Мама чудом получила информацию, где девочка находится, бросила все, хотя ее только вызволили из французской тюрьмы, бросила все и полетела во Францию в Париж.

И подойдя к месту, куда автобус подвозит воспитанников этого интерната, она стала с замиранием сердца ждать. Подъехал автобус и первым, кто вышел из него, была ее дочка, которая ее узнала. Три года ей говорили о том, что «мама тебя бросила», «мама тебя не хочет видеть»! Вот это была встреча!

Но девочку еще не отдают. Ее забрали в три года, и она всю свою жизнь живет где-то, в интернате, в приемной семье, мать бьется за нее…

Так вот, для этой истории что характерно? Ребенка отобрали по формулировке «удушающая материнская любовь».

Вы знаете, это ведь не только Франция на это годится! В инструкциях наших социальных служб, которые бывают узкими, широкими, расширенными, различного формата (то есть больше критериев, меньше критериев), основанием, для того чтобы признать семью некачественной являются как и конфликты в семье, как и плохие отношения с ребенком, так и чрезмерная близость с ним, которая расценивается, как зависимость от своего ребенка и несамостоятельность родителей.

Ну, вообще исказить можно что угодно, согласитесь! Но если есть цель, то придумать можно вообще все, что угодно – фантазия позволит! Значит, мы можем говорить о том, что сейчас происходят какие-то процессы, общие для всех стран. Происходят процессы по захвату детей друг у друга. Это война.

Ведь что такое война? Это уничтожение населения другой страны. Его можно уничтожить ковровыми бомбардировками, а можно его забрать под предлогом, что ему плохо у тебя – будет хорошо у меня! Можно через международное усыновление забрать, можно через социальные службы забрать, обвинив родителей в недолжном уходе, можно, как вы знаете, абортами забрать это население, можно через новые законы, которые у нас сейчас активно приходят в нашу жизнь, я сейчас их коснусь.

Ну, можно. И не зря фонд ЮНИСЕФ, который продвигает сейчас ювенальную юстицию, был создан в 1945 году, тогда, когда закончилась Великая Отечественная война. И не зря первый международный праздник в мире – это День защиты детей. Вы никогда не думали, что он означает?

Я почему-то в детстве задумалась об этом. Но я как-то себе объясняла, будучи ребенком, что это связано с Великой Отечественной войной, что «вот мы защищаем детей от войны». И только сейчас занимаясь вопросами ювенальной юстиции и защиты детей, дав года назад, меня осенило просто буквально! Я поняла, что День защиты детей – это день защиты детей от родителей!

И когда я об этом заявила на одном из круглых столов, на котором присутствовал Олег Зыков – это второй главный ювенальщик страны, член Общественной палаты Российской Федерации – он срочно собрал свои вещи и ушел оттуда, в эту же минуту, поскольку там дальше следовало продолжение моих идей.

И вы знаете, самое интересное, что через какое-то время еще одна деятельница нашей ювенальной системы, это президент Фонда поддержки детей в трудной жизненной ситуации Марина Гордеева на одной из конференций написала в своих раздаточных материалах, на материалах обращения к участникам конференций, она написала: «Мы празднуем 1 июня День защиты детей от жестокости их родителей».

Поэтому день 1-го июня – это не тот день, когда мы покупаем детям шарики, мороженое и катаем в парке на каруселях, это тот день, когда мы все вместе говорим: «Нет родителям! Прочь от детей! Мы защитим детей от родителей!» Это мы должны понимать.

Хорошо, что наша страна переваривает все! – традиции у нас крепкие. И мы, не смотря на все ужасы, которые идут, все равно еще боремся, сопротивляемся. Вы знаете, в каком году первый раз была произведена попытка ввести ювенальную юстицию? В 67-ом году! В 1967-ом году у нас были созданы комиссии по делам несовершеннолетних. Это как раз ювенальные службы. Но мы их переориентировали на свои ценности, которые у нас еще сохранялись, и мы сделали эти комиссии тем органом, который позволяет детям, оступившимся в жизни, вернуться в эту жизнь.

Я знаю много достойных сейчас людей, которые говорили мне, что они благодарны такой комиссии, потому что когда-то у них был этап жизни, когда они из протестных настроений, свойственных подростковому возрасту, что-то не так делали. И общество их поправило, и вернуло в жизнь. И сейчас они сохранны.

Вот так мы поступили с ювенальным органом. Ювенальщики сокрушались по этому поводу, говорили, что «Россия не поняла, что она должна была сделать». И, слава Богу, сказали мы, что мы не поняли. Мы тогда еще не смогли понять всего это безумия, и мы все это ассимилировали, переварили, переделали.

Тем не менее, попытки ювеналов превратить комиссии по делам несовершеннолетних в ювенальные органы продолжаются. Хотя там работают люди, вы знаете, в основной своей массе прикипевшие к своему делу, к тем детишкам, которым надо помогать, вытаскивать их. Разные есть люди, но тем не менее, я думаю, что они этот орган уже не изменят.

Но есть другие попытки, есть очень много других технологий, по которым нашу страну переформатируют на вражду, на разрушение заповеди, на разрушение любви!

Наверное, стоит вопрос: а кто это делает? Ну, я уже вам сказала, что это – информационная война, а на самом деле – совершенно реальная.

Что в этом плане в нашей стране еще происходит? Информационная война – это была артподготовка, которая прошла, а после этого грянул бой. Начали создаваться ювенальные суды, социальные службы начали переориентировать свою деятельность в отношении семей и детей. Они стали получать другие инструкции, и они стали получать указания выявлять семьи, в которых есть жестокое обращение с ребенком.

А мы-то не знали, что мы – «место жестокости»! И мы по-прежнему жили вне жестокости со своими детьми, любили их, защищали, помогали, кормили, одевали, обували, заботились и думали, что так будет неизменно, как это было всегда! И тогда, для того чтобы найти жестокость там, где ее нет, были предприняты попытки по расширению перечня жестокости. Каждый субъект права, каждая служба, каждая комиссия занималась тем, что расширяла перечень причин, которые являются признаками жестокого обращения родителей с ребенком.

На данный момент к этим признакам, к этим причинам относятся (то, что я скажу, касается всех нас!): бедность родителей, – у меня есть учебник по жестокому обращению, в котором все это сказано; наличие инвалида в семье – это тоже жестокость! два или более детей в семье!

Вот, дорогие друзья, мы решаем демографическую проблему вот таким вот образом: если два ребенка в семье – это жестокость по отношению к одному ребенку! И это – критерий, по которому сейчас идет основное направление удара. Это многодетные семьи.

К этому же списку относится: малая жилая площадь; старая мебель; наличие ремонта или отсутствие ремонта, – то есть если вы делаете ремонт в данную минуту, к вам могут прийти из социальной службы и сказать: «Вашему ребенку здесь находиться нельзя! Для него это опасно! Вы проявляете признаки жестокости! Вы можете на месяц отдать его в Детский дом, чтобы он пережил этот процесс, пока вы отремонтируете свою квартиру».

Я знаю массу семей, к которым уже пришли с этим! И когда родители отказываются, то представители социальных служб как-то удивляются: «Почему же? Там так хорошо, так комфортно! И там нет ремонта!»

Помимо этих причин, могут быть и: наличие конфликта в семье – ну, это безусловно; наличие конфликтов с родственниками, с соседями. И даже в одной из инструкций я прочитала: беспорядок на придомовой территории в местах общего пользования!

Так что если ваши коммунальные службы плохо следят за территорией, то приготовьтесь к тому, что отвечать за это можете вы! Поэтому разбиваем цветники возле домов, заботимся об эстетике нашего окружения – глядишь, что-то и сдвинется к лучшему!

Вы знаете, я шучу с вами, чтобы как-то снизить напряжение, потому что на самом деле картина очень тяжела. Происходят, знаете, какие процессы? Происходят процессы, когда одни люди получают право отбирать у других людей – у своих соседей, знакомых, может быть, – детей. И что-то с ними делать.

Вот как мы дошли до этого? Почему так вышло? Почему это произошло? Почему мы стали отбирать друг у друга детей? Это то же самое, представьте: две семьи поругались и одна у другой начинает отбирать ребенка, чтобы отомстить, и забирать его себе. Ну, нереально! Невозможно! Как это так? «Да я за своего ребенка!..» – да?

Так вот, наступают времена, когда «я за своего ребенка» кончаются тюрьмой. То есть наступают времена, когда нам так выкрутят руки, что мы не сможем заступиться за своего ребенка. Ну, если мы сейчас это не остановим. А для того, чтобы остановить, мы должны знать, что происходит.

Все это я вам рассказываю не для того, чтобы вы удручились – упаси, Бог! Вы не должны унывать ни в коем случае! Вы должны вооружиться знаниями, сведениями, для того чтобы понимать, что происходит.

Я расскажу вас несколько историй совсем недавних. В Санкт-Петербурге мне рассказали знакомые, это молодая многодетная семья, у которой шестеро детишек, что их знакомые, тоже многодетная семья, ехали на машине ну, куда-то по своим делам. Мама держала двухлетнего ребенка на руках, не в кресле.

Их остановили работники дорожной службы и за то, что ребенок был не в кресле, как-то их наказали и выдали предписание назавтра прийти в ГИБДД для беседы, как я понимаю, или штрафа. Но суть не в этом. Там было написано – они только дома это разглядели! – явиться «со всеми детьми». Поскольку родители были уже осведомлены, что происходит у нас в стране, что есть такие и такие опасности – это была страшная ночь, которую они пережили, потому что когда опасность угрожает твоим детям, ты теряешь разум! – они пришли туда без детей.

И когда они явились, им сказали: «А где же ваши дети? Почему же вы без них?» На что родители ответили: «Ну, один спит, один в школе, там, и так далее», ужасно боясь последствий. И правильно.

Потому что им ответили: «Мы, вообще-то, планировали ваших детей у вас отобрать». – «А за что же?» – «А за то, что вы безразличны к жизни и здоровью своего ребенка, вы его не пристегнули, чем нарушили правила безопасности, и это означает, что вам все равно, жив ваш ребенок или нет! Вы жестоки и не можете воспитывать ваших детей!»

Ну, включив всю свою лояльность, родители заверили органы власти, что такого больше не повторится, и на этом расстались, и сейчас очень боятся того, что они попали в некую картотеку, которая наверняка существует, посредством которой они становятся получателями всякого рода опасностей.

Ну, и мне тут тоже недавно рассказали историю из Сергиева-Посада о том, как тоже семья, испугавшись того, что ребенок разбил флакончик с таблетками валерьянки и наглотался их, вызвали Скорую помощь, чтобы промыть ему желудок. Ребенку помыли желудок, сказали, что состояние хорошее, таблеток нет – он их не глотал. И уехали.

А на следующий день пришла полиция. И допрашивала их на предмет жестокого обращения. И это – не казуистика!

У нас год назад в стране был выпущен документ, сейчас он действует везде, во всех субъектах РФ и называется «Регламент межведомственного взаимодействия». Название у него общее для всех регионов, и он определяет порядок взаимодействия служб, работающих с семьей в той или иной сфере на предмет выявления жестокости родителей.

Как выглядит это в жизни? Вы приезжаете с ребенком в травмпункт, подобно Агеевым, вам оказывают помощь и тут же сообщают в полицию, чтобы они выяснили, при каких обстоятельствах ребенок получил увечье.

Одна семья в Подмосковье поехала кататься на лыжах в выходные, и там, на беду, восьмилетняя девочка сломала ногу. Они обратились в травмпункт местной маленькой больницы. Там сделали снимок, установили факт перелома и сказали: «Ну, что? Будем накладывать гипс? Вам какой? Выбираем!» Родители спросили: «А какая разница, какой гипс?» – «Ну, отечественный, простите, бесплатно, а американский – за две тысячи». Родители сказали: «Ну, знаете, давайте отечественный».

Им наложили этот гипс. Но что бы они не были жадными, наверное, к ним назавтра пришла полиция, и неделю они давали показания, как они не ломали ногу девочке об дерево.

Вы знаете, это жутчайшие вещи на самом деле! Когда начинается террор, и тебя заставляют подписать признательные показания, что ты действительно что-то сделал, а ты понимаешь, что это тебе и твоей семье будет просто приговором, потому что ребенка у тебя отберут, и ты станешь никем – это трудно вообще вынести!

Очень много семей сейчас проходит через эти страшные истории! И происходит это все с нами! Это не враги приезжают из-за границы наших детей отбирать! Это тетя Клава, которую мы знаем всю жизнь, которая работает в опеке за три с половиной тысячи рублей – это она приходит и обследует нашу семью! Это она приходит к выводу, что в нашей семье нашему ребенку плохо!

Знаете, наверное, недаром работники опеки получают так мало денег. Недаром у них очень низкая зарплата, плюс надбавка за выявление семей, которая выглядит как 530 рублей за ребенка до семи лет, и 470 – за ребенка после семи лет, и 230 рублей за выявленную семью. Ну, какая она может быть выявленная? Бедная семья просто. Бедная, слабая семья, которая не может за себя постоять. Как правило – мать-одиночка, или большая семья, но с низкими заработками, или с не очень высоким уровнем владения юридическими тонкостями. То есть те, кто не может постоять за себя.

Что-то происходит с нами! Почему мы получаем радость от того, что идем, выявляем того, кто не может за себя постоять, и отдаем их на растерзание? Потому что в опеке существует разнарядка на определенное количество выявленных семей в месяц. И план нужно выполнять.

Откуда эти планы? Почему мы вообще на них соглашаемся и выполняем их? Наверное, что-то изменяется в сознании нашем, и, наверное, что-то происходит с душой, когда мы с этим соглашаемся.

Знаете, когда-то давно мы согласились с тем, что мы детей в принципе можем отбирать. Но только если у бомжей, алкоголиков, наркоманов, да? У них можно! – они же недостойные люди! А мы-то – нет, мы достойные! У нас-то – не отберут! И мы согласились, что можно отбирать в принципе, отбирать то, что не давали – разве мы дали ребенка этим родителям? Наверное, Тот, Кто дал, и разберется с этим? Но мы решили, что вообще-то мы теперь берем на себя это право, и мы теперь отбираем детей.

Но вот какая штука: ведь такие вещи чреваты тем, что они всегда возвращаются к нам! Когда мы соглашаемся с тем, что детей можно отбирать, но – только у тех и у тех, когда мы соглашаемся в принципе с самим правилом, опираясь на критерии, мы забываем, что критерии – величина относительная! И критерий может меняться!

И если вчера отбирали у бомжей-алкоголиков-наркоманов, то сегодня критерий другой: отбирают у бедных. А в Эстонии отбирают у русских. Поэтому критерии разные – принцип один. Вот этот принцип – он порочен! И мы этим принципом как раз подкосили основание 5-ой заповеди!

И теперь мы получаем отдачу, когда рушится основание башни: вытащили камни, и она рушится. И мы теперь получаем отдачу. Какую? Ювенальную технологию, которая вводится в нашу жизнь – Паспорт здоровья школьника.

В школах родителей заставляют заполнять такой документ под названием «Паспорт здоровья школьника» – огромная книга в 48-мь страниц, где ребенок должен описать все о себе и своей семье: плохие и хорошие привычки, жилплощадь, нарисовать свою комнату, мебель, написать про свое питание, про свое здоровье, про свою осанку, зубы, поликлинику, место работы родителей, и много всякого другого. Разные диагнозы, в том числе диагнозы обследования психолога.

Меня очень поразили там такие графы: «Сколько баллов по шкале "эпилептоидность", "шизоидность"» И это все в открытом доступе! То есть классный руководитель на уроке говорит детям: «А теперь все заполняем страницу номер пять!» И все сидят, заполняют. Или, там, психолог вписывает данные по шкале «шизоидность» всем детям – сколько кому баллов, а ни потом друг у друга смотрят. Вы понимаете, да, как это выглядит?

Не говоря о том, что все эти критерии, по которым составляется Паспорт здоровья школьника, зеркально повторяют инструкции социальных служб по обследованию семьи! Создается база данных на семью, чтобы было ясно, можно ли в нее войти и навести там свои порядки!

Поэтому общественность очень активно воевала против этого паспорта, удалось заморозить его введение на год, и Божьей милостью еще один год этот паспорт про здоровье школьника находится в анабиозе – он сейчас незаконный. То есть мораторий сохраняется пока, но, тем не менее, опасность существует.

Есть еще такой документ в школах, который называется «Портфолио» – его тоже просят заполнить. Это из той же серии: «достижения детей». Составляется всеобъемлющая база данных на ребенка. Для чего она может пригодиться, мы с вами чуть-чуть позже скажем.

Далее, в школах же вводятся турникеты для детей. Дети проходят в школу по бесконтактным пластиковым карточкам. А на компьютере, на котором фиксируется вход и выход ребенка, (впрочем, и на карточку тоже) также заносятся все данные о семье, людях, которые живут с эти ребенком. Также, туда заносятся данные, которые помещаются и в портфолио: «Напиши свой самый короткий путь домой», то есть путь домой.

В Одессе был вскрыт очень «шумный» случай, в июле, два года назад, когда какой-то, скажем так, бизнесмен, являющийся к тому же членом Местного законодательного собрания, решил облагодетельствовать город и установить в каждой школе турникеты, чтобы «в школу не приходили посторонние люди, и дети были в безопасности».

Не смотря на то, что пожарная инспекция запретила ему это делать, – турникеты не отвечали требованиям правил безопасности: в случае опасной или чрезвычайной ситуации создавали бы «воронку», где все погибали бы, – он все равно начал эту работу, сказав, что американский фонд бесплатно передает эти турникеты: «С чего бы это он передавал бы их просто так?..»

Единственное, бизнесмен уточнил, что для оформления пластиковой карты ученика нужно собрать с родителей по 48 гривен с человека.

Один из родителей, будучи тоже бизнесменом, решил проверить, столько ли на самом деле стоит эта карточка. Что-то ему показалось, что 48 гривен – это слишком много.

Так оно и оказалось, потому что он поискал и без труда нашел в интернете, что карточка стоит 8 гривен. Возмущенный фактом, что прибыль несоизмерима с расходами, но во много раз ее превосходит, родитель решил навести справки про указанного благодетеля.

И оказалось, что он – основатель и руководитель крупнейшего в Западной Европе порно-сайта садомазохистов-педофилов с целым рынком извращенцев! Там можно было заказать себе для садомазохизма любую жертву, вы уж простите меня, братья и сестры, за такое!

Вы понимаете, опасность в том, что мы отдаем своих детей всем, кому только можно! Что такое карточка, в которой все написано про ребенка, и все вхождения-исхождения его видны: когда он вошел, когда вышел из школы, и куда он пошел? Это турникет! Зачем вы ставите нам турникеты? Я – не понимаю! А зачем мы соглашаемся?

Кроме этих опасностей, есть такая опасность, как телефон доверия – вы все об этом уже наслышаны. Его ввели два года назад. Ввела госпожа Гордеева, о которой я уже сказала выше, представляющая «Фонд поддержки детей, находящихся в трудной жизненной ситуации» – этим фондом сейчас занимается Генеральная Прокуратура: на аппарат этого фонда там были потрачены миллиарды рублей, и только четвертая часть пошла на бедных детишек страны. Все остальное ушло на зарплаты аппарата. Кстати, это – бюджетные деньги!

Второй фонд – «Национальный фонд защиты детей от жестокого обращения». Руководит Марина Егорова. 17 мая они проводили презентацию, это «Международный день детского телефона доверия».

А два года назад все они с помпой отметили введение единого номера телефона доверия, а потом Смешарики его рекламировали, и в каждой школе по всей стране, и даже в каждом детском саду, были развешаны плакаты, на которых эти самые пресловутые Смешарики рекламировали этот единый номер телефона доверия.

Так вот, на рекламу телефона доверия, только на эти плакаты, было потрачено 5,2 миллиарда рублей из бюджета! Эта информация была одно время в общем доступе размещена на сайте этого фонда, но до тех пор, пока не так припекло.

5,2 миллиарда рублей было потрачено только и исключительно на плакаты, в которых рекламируется телефон доверия! А поводом для звонка детям Смешарики предлагают следующее. Там на плакате нарисованы известные сейчас всем детям персонажи, и каждый, как в комиксах, в нарисованном поле говорит что-то свое.

Так вот, братья и сестры, несколько поводов для того, чтобы позвонить по телефону доверия:

- мама не уделяет мне внимания;

- у меня появился маленький братик;

- меня дразнят в школе;

«Мне угрожает опасность: у меня появился братик! Позвони по телефону доверия, и тебя успокоят!» А там скажут: «Вот как поступили эти жестокие родители, но мы тебя спасем, чтобы ты не мучился с этим братиком!»

Детей обманывают, пользуясь их неопытностью! И это тот случай, о котором в Священном Писании сказано: «Лучше было бы ему, если бы мельничный жернов повесили ему на шею и бросили его в море, нежели чтобы он соблазнил одного из малых сих» (Лк. 17, 2; ср.: Мф. 18, 6).

Здесь соблазн заключается в том, что дети получают какую-то эфемерную возможность разобраться со своими родителями. Они же не понимают, что это сразу и навсегда будет, разборка эта!

Ну, например, родители не купили кроссовки как у друга. Обида? Обида! Но если раньше с родителями можно было разобраться и понять: родители объяснят, почему не купили, и почему не надо, а если надо, то когда будет, то теперь есть простой выход: позвони по телефону доверия. Ты позвонишь, и там тебе объяснят, что «родители никогда не понимают детей, они всегда живут какой-то своей жизнью, и, конечно, детям всегда бывает трудно! И когда тебе будет трудно, мало ли чего еще родители «выкинут», то есть тебе сделают, потому что на самом деле родители очень жестокие, и они часто совершают насилие по отношению к собственным детям, поэтому, когда тебе будет трудно – ты всегда нам звони!».

И, начиная с малого повода, ребенок привыкает жаловаться на родителей чужим людям, доносить на них, доносить на педагогов в школе – и это тоже сейчас начинается! – и так постепенно убивается любовь, любовь к родителям. Если ты чужому человеку жалуешься на своего близкого, что происходит с тобой? Ты любишь этого человека? Если ты его любишь, ты понимаешь, что ты наносишь ему вред!

Но мультфильм, который был запущен на телевидении в целях рекламы телефона доверия, не мультфильм, простите, нет – ролик: «Позвони нам, и твой страх уйдет» изображал следующее: родители на кухне выясняют отношения за стеклом, а девочка боится и звонит по телефону: «Мне страшно! Родители ругаются!» И добрая девушка на том конце провода говорит: «Молодей, что позвонила!» и показывает, как страх уходит из той трубки, попадает в банку, и она эту банку ставит на полку.

А дальше? Давайте расскажем, что дальше-то произошло? Вторая-то серия где? А во второй серии машина с надписью «Скорая социальная помощь» – такие уже сейчас встречаются! – приезжает домой к этой девочке, забирает ее в эту машину и увозит ее в дом с надписью «Детский дом». И она за решеткой там сидит и плачет. А родители стоят перед столом судьи. Почему этой серии нет?! А ведь это – реальность! Это на самом деле так!

Вы знаете, что сейчас происходит? Как сейчас изъять ребенка? Поскольку опека одна по 77-ой статье Семейного Кодекса имеет право изымать детей, изъятия детей идут даже в превентивном профилактическом порядке: вперед! Сначала изымают, потом суд оформляет. И для того, чтобы у тебя изъяли ребенка, тебе вовсе не нужно быть садистом! Тебе достаточно поссориться с педагогом, с врачом поликлиники, и с тобой разберутся!

Может быть так, как случилось с семьей Маликовой в Подмосковье в Балашихе, которой мы помогаем. Там оказалось, что соседка Маликовой работает штатным опекуном, берет детей под опеку и имеет с этого зарплату: 10 тысяч на ребенка – с четырех детишек получает 40 тысяч, и нормально, даже прекрасно живет в Подмосковье в Балашихе. И вот соседка присмотрела твою хорошую девочку, спокойную, которую можно легко содержать и не иметь с ней проблем.

И все твои проблемы и несчастья, вся твоя несобранность перед этой жизнью, неумелость – все это становится твоим обвинением, которое представлено туда, куда надо, и протоколы составлены, и решение принято. Девочку у тебя забирают. Это тоже факты!

Или факты такие: например, комната в коммуналке, которая хорошо бы подошла к моей – она же расположена рядом! И вот мама с папой на работе (в Питере эта история произошла), вернее так: мама на работе, а папа – в службе занятости работу ищет, старший шестилетний сын в детском саду, а пятилетний – инвалид по почкам, и в садик его не берут, – сидит дома, соседка за ним присматривает.

Происходит возгорание занавески, причем, не понятно, как оно произошло: следов нет, где-то оплавлен край. Но приезжает милиция и опека, ребенка в отсутствие родителей забирают, попутно из детского сада забирают его брата, и отвозят в Детский дом. Родители приходят домой: детей уже нет, а они уже не родители. Всё, их лишили родительских прав.

Дети помещаются в Детский дом. Нет, сначала они находятся в инфекционной больнице, потому что всех изъятых детей по правилам нужно направлять в санпропускник, такой фильтр, поэтому их отвозят в приемный покой инфекционных больниц. Родители приходят под окна, плачут, смотрят на детей, дети плачут и из окон сморят на родителей. Но детей не отдают. Родители – простые люди, работающие на фабрике.

С Божией помощью общественности удалось внести на суде свои доказательства и вернуть этих детей домой! Потому что основанием для изъятия детей был акт обследования квартиры, в котором было сказано, что основные претензии таковы: был разложен диван, посреди комнаты стоял детский горшок, не закрытый крышкой, и стояла тарелка с макаронами. Это – обвинение, по которому отобрали детей!

Что дальше случилось? Решение о возвращении детей было принято, но за это время мама, которая была инвалидом по бронхиальной астме, от переживаний умерла. За это же никто не отвечает!

Таких историй достаточно! В Полтаве, хоть это и Украина, но процессы те же самые, была молодая женщина, у которой отобрали в ее отсутствие семилетнего сына. Она пришла домой, а ей сказали: «Опека приходила, забрала сына». Она кинулась с двухлетней девочкой на руках к ним в опеку следом. Отобрали по причине того, что мужа нет.

Она обеспеченная была женщина, а не пьющая. Но разведена. Когда она кинулась в опеку с девочкой своей на руках, вбежала туда, стала в слезах умолять: «Отдайте ребенка!» А у нее вырвали из рук вторую девочку, вытолкали ее за дверь и сказали: «Всё, иди. Эту мы тоже забираем».

И в состоянии аффекта в таком горе она плакала весь вечер, звонила друзьям, говорила: «Берегите детей! Берегите детей!» А утром бросилась под поезд.

Потом бабушке вернули этих детей, а мамы нет…

И к таким случаям невозможно относиться хладнокровно или теплохладно, скажем так. Это просто невозможно!

Еще раз говорю вам: вы должны понимать, что опасность на самом деле реальна! Я знаю, что и в Сергиевом Посаде есть тенденция к тому, чтобы усиливать контроль над семьей, чтобы пытаться предлагать ребенку относиться к родителям как к источнику потенциальной опасности. Но это не должно вас повергнуть в уныние, но должно, наоборот, стимулировать на защиту своих детей, своей семьи! Для этого вы должны знать, что происходит, и как происходит.

У нас сейчас принимается масса законов, которые вносят ювенальные нормы в нашу жизнь. Закон о здравоохранении, против которого мы сражались, я вам скажу, чтобы вы знали – это страшная вещь! Он совершенно антихристианский, античеловеческий, антисемейный! Он вводит иные основания для нашей жизни, он отрицает вообще жертвенность, помощь друг другу, он вводит совсем новые нормы!

Он говорит о том, что теперь врач имеет право на отказ от приема больного без объяснения причин, на отказ на проведение реанимации больному по причине его бесперспективности в случае хронического заболевания.

Например, вчера стала известна история, что недавно во Внуково молодой парень-техник попал под винт самолета и получил серьезную травму головы. Когда приехала реанимация и скорая помощь, этот человек был жив, его сердце билось, он дышал, но помощь ему оказывать не стали. И он умер. Ему было 28-мь лет. Почему не стали оказывать помощь? А потому что вводится жесточайшая и совсем для нас новая норма установления факта смерти человека по факту смерти мозга при сохранном сердцебиении и искусственной вентиляции легких.

То есть если у человека бьется сердце, и он еще дышит, но на осциллографе, который фиксирует сигналы мозга, прямая линия, он считается мертвым, и можно спокойно заниматься трансплантологией, которой в этом законе посвящено очень много внимания! Самое ужасное, что отныне разрешается детское донорство!

И теперь смотрите: если человек считается мертвым, если у него еще бьется сердце, а донорство у нас обязательно посмертное, то у «мертвого человека с бьющимся сердцем» можно забрать орган! И он будет качественный! Он не погибнет, и его можно будет сразу пересаживать!

А для того, чтобы вы не отказались от какого-то оперативного вмешательства своему ребенку, заподозрив, что его наметили на какую-то цель, – а для этого есть «Паспорт здоровья школьников», в котором все о нем написано, – так вот, для того, чтобы вы не отказались и не смогли своего ребенка защитить, есть такая норма в принятом законе о здравоохранении, гласящая, что родители в случае отказа от медицинского вмешательства своему ребенку должны в течение суток сообщить об этом отказе в органы опеки. А органы опеки – кто у нас? Это те структуры, которые единственные обладают правом изъять ребенка!

При этом медицинское учреждение имеет право подать в суд на родителей! Это – схема, по которой отнимают детей: судебное решение и изъятие органами опеки, это ювенальная норма. Вы должны это понимать! Мы против этого бились смертельным боем! Родители страны прислали только в Госдуму 80 000 телеграмм с протестом! И закончилось все это тем, что принятие закона было перенесено с 8 июля сначала на 6 сентября, когда депутаты выходили с каникул, а потом и на 20 октября…

И мы почти победили, пока… Пока, видимо, еще не выплыла на свет 15-ая статья Конституции, пункт четыре, и пока внешняя какая-то очень весомая директива не заставила президента выйти на экраны и сказать, что «Мы закон о здравоохранении срочно примем не смотря ни на что!»

Вот мы его приняли. В этом законе есть еще одна очень важная норма, которая касается не только детей и родителей, но и всех нас. Там сказано о презумпции нашего с вами, то есть всех граждан, согласия на посмертное изъятие органов. Презумпция согласия! Мы с вами изначально по этому закону согласны на то, что бы у нас вырезали почки, сердце, печень – что хотите! И для того, чтобы этого не произошло, мы должны юридически заверить свой отказ. Только неизвестно где – там ничего не сказано, куда мы этот отказ должны направить и где его заполнить!

Вот такие процессы сейчас происходят. Безусловно, они имеют духовную основу! Безусловно! Потому что мы позволили это делать – оно и происходит! Скажите пожалуйста, кто возмущался безнравственной рекламой, когда детей наших начали растлевать в 90-ые годы? Помните? – безнравственная реклама началась на улицах. Мы говорили: «А, я на нее не смотрю!» Многие мои знакомые так говорили, православные наши братья и сестры. Они говорили: «Меня это не касается, я ее не смотрю, я прохожу мимо!»

Но если мы зажмуримся – ничего же не исчезнет! Мы открываем глаза, а его еще больше! Еще раз открываем глаза, а его еще больше, чем раньше! И если бы мы десять лет назад увидели ту рекламу, которая сейчас у нас на улицах стоит, где просто обнаженные люди в непотребных позах стоят, то, наверное, мы бы сошли с ума. А сегодня мы к этому привыкли как к обычному делу!

Но мы сохраняем запас ценностей, который внушала нам наше, как сейчас говорят, тоталитарное общество. Я за то тоталитарное общество, которое сохраняет нашу нравственность. Понимаете? Когда нам говорили, что есть плохо, а что есть хорошо.

Сейчас наши дети видят совсем другое, и получают совсем другое! Как-то на встрече с родителями я показывала им презентацию, созданную из образов, которые дети видят в компьютерных играх. Знаете, какая была реакция родителей? «Не показывайте нам это! Не надо! Я не хочу это видеть!» А почему же вы не хотите видеть? Ведь это то, с чем живут ваши дети! Вы ж покупаете им эти игры! Они в это играют, и это – их мир!

Поэтому наши дети кричат по ночам, видя эти образы во сне! А еще главное то, что эти образы так смоделированы, что они – простите, это уже психологические дебри, но я все равно вам скажу! – растормаживают архетипы в сознании. То есть растормаживают те общепринятые понятия, например, «чудовище», которые потом выходят из подсознания и становятся движителем для их поступков. Это тема отдельного разговора, но, тем не менее, это очень важно!

Поэтому то, что видят наши дети, происходит с нашего попустительства, это мы позволяем! То, что на экранах, то, что на улицах, то, что в газетах – мы позволяем!

У нас есть закон о СМИ, который полагает, что вот эти вот развратные газеты и журналы, которые стоят на витринах киосков, не должны там находиться. Диски со всякими непотребными фильмами, с картинками не должны находиться в поле зрения. Кто из нас остановил это? Кто, проходя мимо киоска и видя непотребство, подошел и сказал: «Почему нарушаете закон?»

Я вас уверяю, я это делаю. Но меня не хватает на всю страну. Я это делаю, когда нахожусь рядом. Слушаются. Я спрашиваю: «Почему вы нарушаете закон?» Они удивляются: «Какой закон?» Я говорю: «Вы думаете, это я вам должна объяснять?» И продолжаю: «Вы знаете, вот сейчас я иду туда, а когда пойду обратно, этого не должно быть! Потому что иначе вам другие люди объяснят, какой закон вы нарушаете!» И странным образом все меняется! Идешь обратно – там ничего нет, там цветы!

Так если мы все это сделаем, тогда мы это все остановим! Потому что вот эти законы, о которых я вам сейчас говорю, принимают те дети, которых мы отпустили в 90-ые годы в свободное плавание. Мы сказали: «Нормы больше нет», «что не запрещено, то разрешено», «делай, что хочешь», «ребенок сам разберется, что лучше». Знаете же вы эти фразы, да?

Дошло до того, что пошла мода называть родителей по именам, а не «мама-папа». Выросло целое поколение детей, у которых нет в сознании родителей! У них есть, там, Таня, Женя, Лариса. Я спрашиваю у таких родителей: «Почему вы это позволяете?» – «Да, просто так модно!» – «А вы понимаете, что просто вас нет у ребенка?» – «Как нет? Вот же я!» – «Вы – Женя. А мамы нет». Где мама? Ребенок хоть раз слово «мама» произнес?

Вот это все мы с вами упустили. И получается, что когда мы сами добровольно отдали норму, то получили то, что получили! Мы получили право отбирать детей. Мы получили право уничтожать друг друга, уничтожать жизнь, уничтожать основы.

Наверное, сейчас те времена, когда нам, может быть, и не суждено будет увидеть в большом количество святость в людях, ту, о которой мы читаем, которая является для нас образцом жизни. Мы, наверное, измельчали. Наверное, святостью, героизмом и духовным подвигом будет для нас просто говорить о том, что норма все-таки осталась в нашей жизни. Эта жизнь нас подводит к тому, что скоро героизмом будет считаться то, когда мы вслух скажем, что «хорошо» по-прежнему есть, «плохо» по-прежнему есть, и будем говорить, обличать плохое и хорошее. Мы подвели себя к этому, к этой черте.

На рождественских чтениях совсем недавно я была свидетелем того, как одна из докладчиц профессор говорила: «Я двадцать лет выступаю перед молодежной аудиторией. Но в последние годы я сталкиваюсь с тем, что когда я им говорю о нравственных нормах, они мне отвечают: "Так этого же нет! Это же все относительно!" Красота – относительна, добро – относительно! А если относительно, то этого и нет на самом деле!» И это позволили мы!

Если все относительно, то можно отбирать детей! А это – ключевое! Если можно отбирать детей, то можно всё!

И я хочу вам рассказать, чтобы вас подготовить, что еще идет сейчас по законам на нас, что еще нас ожидает впереди. У нас был принят в октябре закон об уполномоченном по правам ребенка, закон об уполномоченном при президенте. Это всего одна должность – Павел Астахов. По нашей общественной, в том числе и юридической, экспертизе, этот закон является антиконституционным, он незаконен. И все это знают, в том числе и те, кто вводит эту должность.

Вводится она по международным обязательствам, опять-таки. Есть масса различных документов, которые мы, то есть Россия, подписали, и мы за это теперь платим.

В прошлом же году наша страна ратифицировала Гаагскую конвенцию о международном похищении детей. Согласно этой конвенции у нас тоже должна быть введена ювенальная юстиция, то есть ее основы. По этой конвенции ребенок может быть оставлен на территории другого государства, если то государство сочтет, что там условия для ребенка хуже, чем здесь. То есть фактически любой ребенок может быть удержан на территории другого государства, то есть похищен!

Хотя конвенция называется «О международном похищении детей», где имеется в виду, что, де, «мы будем противостоять всякому такому похищению!», на деле она работает с прямо противоположным знаком и вот таким вот образом меняет нам нашу жизнь.

Минздравсоцразвития явился инициатором, и сейчас на обсуждении находится закон о социальном обслуживании населения в Российской Федерации. У нас такой закон уже есть, но новый закон отменяет старый, и разработчики говорят об этом, что они принципиально пошли от поправок по пути создания нового закона. Почему нового? Потому что основания для закона иные. Это так же, как с законом о здравоохранении: он отменяет социальные гарантии, он отменяет социальные льготы, он отменяет социальную защиту, социальное обеспечение, и все это он заменяет одним: социальными услугами!

Отныне мы все делимся на две большие неравные группы: поставщики социальных услуг и получатели социальных услуг. И вот здесь опять появляется ювенальная норма! Для того, чтобы стать получателем социальных услуг, мы должны получить статус «семьи» или «гражданина», находящихся «в трудной жизненной ситуации».

Трудная жизненная ситуация, как сказано в законе, это та ситуация, с которой семья или человек не может справиться самостоятельно. А если он не может справиться самостоятельно, то приходит кто-то и помогает. Но этот человек или семья, при этом, становятся недееспособными в глазах государства, понимаете? Он сам не может! Он ограничивается в собственных правах!

И этот статус может присваиваться не только семье, имеющей инвалидов или имеющей минимальные заработки, но и семье, в которой есть конфликты! Вы понимаете, да, к чему это идет?

А дальше помощь такой семье в виде социальных услуг будет оказываться некоммерческими социально-ориентированными организациями, то есть общественными организациями, которые будут профилактически, как сказано в этом законе, приходить в семью и проводить с ней работу за деньги семьи! Вот такая у нас начинается «служба».

Это чисто ювенальный проект, и этот закон повторяет закон, который чуть было не ввели – опять же, инициировала его Общественная палата: есть там такой деятель Борис Альтшулер, руководитель общественной организации «Права ребенка», инициатор международного усыновления в нашей стране. Так вот, закон о патронате, который явился прообразом закона о социальном обслуживании, говорил о следующем: все семьи подлежат обследованию, и семьи, в которых есть какая-то диспропорция, дисбаланс, какая-то дезорганизация, ну, то есть, они некачественные на взгляд социальных служб, они подлежат контролю, работе с этой семьей.

И у них, у семьи, есть два варианта дальнейшего сосуществования: либо они отдают ребенка в социальные службы, либо они добровольно подписывают договор о социальном патронате о разграничении прав ребенка между социальной службой и семьей. То есть обязанности остаются на семье, а права определять жизнь этой семье передаются социальной службе.

Вот такой был чудовищный закон, который нам удалось отклонить. И Борис Альтушлер в апреле-месяце, когда мы были на заседании Общественной палаты, пребывал просто в негодовании, очень страшно негодовал по этому поводу. И вот, теперь эти позиции были внесены в закон о социальном обслуживании.

Вот, дорогие друзья, как нас со всех сторон окружают. Кольцо сжимается.

Вы знаете, сейчас очень много поправок вносится в законодательство, которые позволяют установить еще больший контроль над семьей. Я вам сейчас их озвучу, но еще раз хочу сказать: вы не должны от этого унывать! Потому что вы теперь все знаете!

Значит, есть еще поправки, касающиеся непосредственно организаций, которые будут выявлять эти семьи, они будут освобождаться от налогов, в налоговый кодекс была внесена определенная статья – то есть стимул появляется определенный, стимул выявлять бедные семьи с детьми.

Внесена поправка в закон о дополнительном судопроизводстве. Согласно этой поправке судебные приставы теперь получают право разыскивать ребенка, подлежащего изъятию. С привлечением детективов.

Ну, опять же, наверное, если мы все это знаем, мы быстро проснемся. Да? И начнем что-то придумывать с тем, чтобы этого не было. Процессы везде идут одинаково: на Украине то же самое! В Белоруссии с ее сохранным режимом социального государства полтора года назад – то же самое. Лукашенко подписал договор о сотрудничестве с ЮНИСЭФ, а я сказала, что такое ЮНИСЭФ – вы это уже знаете, и теперь у них сейчас вводится должность уполномоченного по правам ребенка. А приоритет прав ребенка – это что? Это – знак беды! Это – знак ювенальной юстиции!

Поэтому процессы везде одинаковые, в ювенальной юстиции они везде выглядят одинаково. Но понимаете, что важно? В Европе она наступила в разные периоды, но достаточно давно. Во Франции она, например, царит уже почти 60 лет! Поэтому там такие безобразия и происходят.

Рябиченко Людмила Аркадьевна,
руководитель межрегионального общественного движения «Семья, любовь, Отечество»