Анонсы

 

 
 ПОЖЕРТВОВАТЬ

 

• На ведение миссионерской деятельности... Подробнее…

 

 
 ПОЛЕЗНЫЕ РЕСУРСЫ

  

stsl.ru


Газета "Маковец"  >>

predanie.ru

 

"Когда били колокола..." (Из дневников М.М. Пришвина 1926-1932 годов)

М.М. Пришвин "Когда били колокола..." (Из дневников 1926-1932 годов) // Прометей. Историко-биографический альманах. М., 1990. Т. 16. С. 411-422. Вступление, подготовка текста и примечания Л.А. Рязановой.

Мы публикуем выдержки из дневников Михаила Михайловича Пришвина вместе с его фотографиями о гибели древнейших колоколов Троице-Сергиевой лавры зимой 1929-1930 годов. Название "Когда били колокола..." написано рукой Пришвина на коробке с сотнями сохранившихся негативов. В это время Пришвин жил в Сергиевом Посаде (переименованном в дни уничтожения колоколов в город Загорск). Каждый день писатель фиксировал в дневнике все, что происходило в те дни в Лавре. Предлагаемые выдержки взяты в основном из дневника 1930 года, который в настоящее время готовится к печати в полном объеме.

1929

22 ноября.

В Лавре снимают колокола, и тот в 4000 пудов, единственный в мире, тоже пойдет в переливку. Чистое злодейство, и заступиться нельзя. Некому и как-то неприлично: слишком много жизней губят ежедневно, чтобы можно было отстаивать колокол...

12 декабря.

Сейчас резко обозначаются два понимания жизни. Одним - все в индустриализации страны, в пятилетке и тракторных колоннах, они глубоко уверены, что если удастся организовать крестьян в коллективы, добыть хлеб, а потом все остальное, необходимое для жизни, то вот и все. И так они этим живут, иногда же, когда вообразят себе, что нигде в свете не было такого великого коллектива, приходят прямо в восторг.

Другие всему этому хлебно-тракторному коллективу не придают никакого значения, не дают себе труда даже вдуматься в суть дела. Их в содрогание приводит вид разбитой паперти у Троицы, сброшенного на землю колокола, кинотеатр в церкви и место отдыха, обязательное для всех граждан безбожие и, вообще, это высшее достижение, индустриальное извлечение хлеба из земли... Пусть бы! - думают они, - по существу в (нрзб.), но раз оно противопоставляется вызывающе любви (хлеб вместо любви), тем становится и враждебным: что-то вроде искушения Сатаны...

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

Когда били колокола

1930

4 января.

Показывал Павловне [1] упавший вчера колокол, при близком разглядывании сегодня заметил, что и у Екатерины Великой, и у Петра Первого маленькие носы на барельефных изображениях тяпнуты молотком: это, наверно, издевались рабочие, когда еще колокол висел. Самое же тяжкое из этого раздумья является о наших богатствах в искусстве: раз "быть или не быть" индустрии, то почему не спустить и Рембрандта на подшипники. И спустят, как пить дать, все спустят непременно. Павловна сказала: "Народ навозный, всю красоту продадут".

5 января.

(Запись на полях): Погонят в коллектив.

1) Как у нас церковь закрыли. 2) …- Пойдем, мы тоже, когда умрем, поглядят и пойдут. 3) - Когда его сбросили? - Ночью, в 12 часов. 4) - Как поднимали! Сбросить - техника, всякие специалисты, а ведь как, дураки, подымали. Поп: - Пустой! языка нет. - Ну, так чего же... - Чего? - Да вы говорили, что просто упал и ничего не было: откуда же возьмется, если языка нет: лишенец...

6 января.

Сочельник. Верующим к Рождеству вышел сюрприз. Созвали их. Набралось множество мальчишек. Вышел дефективный человек и сказал речь против Христа. Уличные мальчишки радовались, смеялись, верующие молчали: им было страшно сказать за Христа, потому что вся жизнь их зависит от кооператива, перестанут хлеб выдавать и крышка! После речи своей дефективное лицо предложило закрыть церковь. Верующие и (кое)-какие старинные: Тарасиха и другие молчали. И так вышло, что верующие люди оставили себя сами без Рождества и церковь закрыли. Сердца больные, животы голодные и постоянная мысль в голове: рано или поздно погонят в коллектив.

8 января.

Вчера сброшены языки с Годунова и Карнаухого [2]. Карнаухий на домкратах. В пятницу он будет брошен на Царя с целью разбить его. Говорят, старый звонарь пришел сюда, приложился к колоколу, простился с ним: "Прощай, мой друг!" и ушел, как пьяный. Был какой-то еще старик, как увидел, ни на кого не посмотрел, сказал: "Сукины дети!" Везде шныряет уполномоченный ГПУ. Его бесстрастие. И, вообще, намечается тип такого чисто государственного человека: ему до тебя, как человека, нет никакого дела. Холодное, неумолимое существо.

Разговор об отливке колоколов, о способах поднятия, о времени отливки и устройства колокольни, и все врут, хотя тут же над головой стоит дата начала закладки здания при Анне Иоановне в 1741 году и окончания при Екатерине в 1769-м. "Все врут, никто ничего не помнит теперь верно", - закончила одна женщина.

9 января.

На колокольне идет работа по снятию Карнаухого, очень плохо он поддается, качается, рвет канаты, два домкрата смял, работа опасная, и снимать было чуть-чуть рискованно. Большим колоколом, тросами, лебедками завладели дети. Внутри колокола полно ребят, с утра до ночи колокол звенит... Время от времени в пролете, откуда упал колокол, появляется т. Литвинов и русской руганью, но как-то по-латышски бесстыдно и жестоко ругается на ребят. Остряки говорят: бьет в большие колокола и с перезвоном.

15 января.

11-го сбросили Карнаухого. Как по-разному умирали колокола. Большой, Царь, как большой доверился людям в том, что они ему ничего худого не сделают, дался опуститься на рельсы и с огромной скоростью покатился. Потом он зарылся головой глубоко в землю. Толпы детей приходили к нему, и все эти дни звонили в края его, а внутри устроили себе настоящую детскую комнату.

Карнаухий как будто чувствовал недоброе и с самого начала не давался, то качнется, то разломает домкрат, то дерево под ним трескается, то канат оборвется. И на рельсы шел неохотно, его потащили тросами...

При своей громадной форме, подходящей большому Царю, он был очень тонкий: его 1200 пудов были отлиты почти по форме Царя в 4000. Зато вот когда он упал, то разбился вдребезги. Ужасно лязгнуло и вдруг все исчезло: по-прежнему лежал на своем месте Царь-колокол, и в разные стороны от него по белому снегу бежали быстро осколки Карнаухого. Мне, бывшему сзади Царя, не было видно, что спереди и от него отлетел огромный кусок.

Сторож подошел ко мне и спросил, почему я в окне, а не с молодежью на дворе. - Потому, ответил я, что там опасно: они молодые, им не страшно и не жалко своей жизни. - Верно, ответил сторож, молодежи много, а нам, старикам, жизнь свою надо продлить...- Зачем, удивился я нелепому обороту мысли.- Посмотреть, сказал он, чем у них все кончится, они ведь не знали, что было, им и неинтересно, а нам сравнить хочется, нам надо продлить. Вдруг совершенно стихли дурацкие крики операторов, и слышалось только визжание лебедок при потягивании тросов. Потом глубина пролета вся заполнилась и от неба на той стороне осталось только, чтобы дать очертание форм огромного колокола. Пошел, пошел! И он медленно двинулся по рельсам.

16 января.

Осматривали музей. Две женщины делали вид, что рассматривают мощи преп. Сергия, как вдруг одна перекрестилась и только бы вот губам ее коснуться стекла, вдруг стерегущий мощи коммунист резко крикнул: "Нельзя!"

Рассказывали, будто одна женщина из Москвы не посмотрела на запрещение, прикладывалась и молилась на коленях. У нее взяли документы и в Москве лишили комнаты. Сколько лучших сил было истрачено за 12 лет борьбы по охране исторических памятников, и вдруг одолел враг, и все полетело: по всей стране теперь идет уничтожение культурных ценностей и живых организованных личностей.

Всегда ли революцию сопровождает погром ("грабь награбленное")? Сильнейшая центральная власть и несомненная мощь Красной Армии - вот все "ergo sum" [3] коллектива Советской России. Человеку, поглощенному этим, конечно, могут показаться смешными наши слезы о гибели памятников культуры. Мало ли памятников на свете! Хватит! И правда, завтра миллионы людей, быть может, останутся без куска хлеба, стоит ли серьезно горевать о гибели памятников?

Вот жуть с колхозами!

17 января.

Не то замечательно, что явился негодяй, ими хоть пруд пруди! - а что довольно было ему явиться и назвать Дом ученых контрреволюционным учреждением, чтобы вся Москва начала говорить о закрытии Дома ученых. По всей вероятности, такое же происхождение имеют и нынешние зверства в отношении памятников искусства.

19 января.

Весь день отделывал снимки колокола. "Разрушите храм сей"... [4]. На какие-нибудь 30 верст, а мой колокол будет звонить по всей земле, на всех языках. Но... Вот это "но" и завлекает в тему: какое должно быть мое слово, что бы звучало как бронза!

Все это время лебедкой поднимали высоко язык большого колокола и бросали его на кусок Карнаухого и Большого, дробили так и грузили. И непрерывно с утра до ночи приходили люди и повторяли: трудно опускать, а как же было поднимать?

Внутренность нашего большого колокола, под которым мы живем, была наполнена туманом: чуть виднелась колокольня, но резко слышались металлические раскаты лебедок, управляющих движением большого колокола на пути по крыше, с которой сегодня он должен свалиться...

Вот на дворе сложена поленница березовых дров, сделанная для нашего тепла из когда-то живых берез. Мы теперь ими топимся, и этим теплом, размножаясь, движемся куда-то вперед ("мы" - род человеческий). Точно так же, как дрова, и электричество, и вся техника усложняется, потому что мы размножаемся. И так мы живем, создавая из всего живого средства для своего размножения. И, конечно, если дать полную волю государству, оно вернет нас непременно к состоянию пчел или муравьев, то есть мы все будем работать в государственном конвейере, каждый в отдельности, ничего не понимая в целом. Пока еще все миросозерцания, кроме казенного, запрещены, настанет время, когда над этим будут просто смеяться. Каждый будет вполне удовлетворен своим делом и отдыхом.

Вот почему и был разбит большой колокол: он ведь представлял собой своими краями круг горизонта и звон его купно... (не дописано).

Язык Карнаухого был вырван и сброшен еще дня три тому назад, губы колокола изорваны домкратами.

"Аргус" 1913 г. № 8. Очерк Зарина "Колокола".

Еще египтяне и ассирийцы "звоном созывали молящихся в храмы". А за 200 л. до Р.X. историки дают точное описание колоколов в современном значении. В Китае, Японии, Индии - за 4000 лет до Р.X.

В Зап. Европе начало колоколов в VII в.

В Лондоне 850 пуд. - самый большой, если не считать Кельнского "великого молчальника" в 1312 п. (неудачный).

В России первое упоминание в 1066 г.

В XVI в. в Ростове "благовестник" 1000 п.

Конец XVII в. в Ростове митрополит Иона Сысоевич - страстный ревнитель колокольного дела - в 1689 г. он отлил знаменитые 3 Ростовских колокола: "Сысой" 2000 пуд., "Полиелейный" 1000 п. и будничный "Лебедь" 500 п.

Троице-Серг. - в конце XVII в. отлит в 3319 п. и в 1746 Елизаветой перелит и доб. до 4000 п. ("Царь") Годунов - 1850 и "Кирноцкий" 1275 п.

В Москве на Колок. Ивана Великого "Успенский" - 3355 п. 4 ф.

Крепостной Смагин "собирал звоны" и обучал звонарей.

23 января.

Все воскресенье и понедельник горел костер под Царем, - чтобы оттаяла земля, и колокол упал на отбитые края ближе к месту предполагаемого падения Годунова. Рабочие на колокольне строили клетку под Годунова.

24 января.

Редкость великая: солнечный день. Царя подкопали и подперли домкратом. В воскресенье рассчитывают бросить Годунова.

Образы религиозной мысли, заменявшие философский язык при выполнении завета: "шедше, научите все народы" [5], ныне отброшены, как обман. "Сознательные" люди последовательны, если разбивают колокола. Жалки возражения с точки зрения охраны памятников искусств.

Иной человек по делам своим, по образу жизни подвижник и настоящий герой, но если коснуться его сознания, то оно чисто мышиное: внутри его самая подлая нынешняя тревога и готовность уступить даже Бога, лишь бы сохранить бытие на этом пути, который извне представляется нам героическим.

Мы ездили вечером на извозчике к Кожевникову [6]. - Плохо живется? - спросил я извозчика. - Очень плохо, ответил он, перегоняют в коллектив. - Не всем плохо от этого,- сказал я. - Да, не всем, только лучше немногим.

Через некоторое время он сказал: - Ждать хорошего можно для наших внуков, они помнить ничего нашего, как мы страдали, не будут. - Будут счастливы, сказал я, - и не будут помнить о нашем мучении, какие счастливые свиньи! Извозчик очень понял меня и со смехом сказал: - Выходит, мы мучаемся для счастливых свиней. (Кстати,- вот зачем мощи и крест). Растет некрещеная Русь.

Нечто страшное постепенно доходит до нашего обывательского сознания, это - что зло может оставаться совсем безнаказанным и новая ликующая жизнь может вырастать на трупах замученных людей и созданной ими культуры без памяти о них.

Рабочие сказали, что решено оставить на колокольнях 1000 пудов. "Лебедь" останется? - Не знаем, сказали: остается 1000 пудов. - А Никольский? Ничего не ответили рабочие, в сознании их и других разрушителей имя тонуло в пудах.

- Православный? - спросил я. - Православный, - ответил он. - Не тяжело было в первый раз разбивать колокол? - Нет, - ответил он, я же за старшими шел и делал, как они, а потом само пошло. И рассказал, что плата им на артель 50 коп. с пуда и заработок выходит по 8 р. в день.

Говорил с рабочими о Годунове, я спрашивал, не опасно ли будет стоять (нрзб.) на крыше. - Нет, говорили они, совсем даже не опасно. - А вот когда будете выводить из пролета на рельсы, не может он тут на бок... - Нет, ответили рабочие, из пролета на рельсы мы проведем его, как барана.

Колокола, все равно, как и мощи, и все другие образы религиозной мысли уничтожаются гневом обманутых детей. Такое великое надо разумение...

25 января.

Лебедками и полиспастами [7] повернули Царя так, что выломанная часть пришлась вверх. Это для того, чтобы Годунов угодил как раз в этот вылом и Царь разломился.

Жгун определенно сказал, что "Лебедок" и с ним еще два сторонние колокола остаются.

27 января.

На сегодня обещают бросать Годунова.

28 января.

Падение "Годунова" (1600-1930 г.) в 11 утра.

А это верно, что Царь, Годунов и Карнаухий висели рядом и были разбиты падением одного на другой. Так и русское государство было разбито раздором. Некоторые утешают себя тем, что сложится лучше. Это все равно, что говорить о старинном колоколе, отлитом Годуновым, что из расплавленных кусков его бронзы будут отлиты колхозные машины и красивые статуи Ленина и Сталина...

Сначала одна старуха поднялась к моему окну, вероятно, какая-нибудь родственница сторожа. Напрасно говорил я ей, что опасно, что старому человеку незачем и смотреть на это. Она осталась, потому что такая бессмысленная старуха должна быть при всякой смерти, человека, все равно как колокола... К ней присоединились еще какие-то женщины, сам сторож, дети прямо с салазками, и началось у них то знакомое всем нам обрядовое ожидание, как на Пасхе ночью первого удара колокола, приезда архиерея или...

О Царе старуха сказала:

- Большой-то как легко шел! - Легко, а земля все-таки дрогнула. - Ну, не без того, ведь четыре тысячи пудов. Штукатурка посыпалась, как упал, а пошел, как легко, как хорошо!

Совершенно так же говорила старуха о большом колоколе, как о покойнике каком-нибудь: Иван-то Митрофаныч как хорошо лежит!

Потом о Карнаухом: Вот вижу: идет, идет, идет, идет -бах! и нет его, совсем ничего нет, и только бегут по белому снегу черные осколки его, как мыши.

Послышалось пение, это шел для охраны отряд новобранцев, вошел и стал возле Троицкого собора с пением: Умрем за это!

Рабочие спустились с колокольни к лебедкам. У дверей расставились кое-что понимающие сотрудники музея. Когда лебедки загремели, кто-то из них сказал: Гремит и, видно, не поддается... - Еще бы, ответил другой, - ведь это шестнадцатый век тащат.

- Долго что-то, вздохнула старуха, - вот тоже Карнаухого часа два дожидались. Хорошо, легко Большой шел: не успели стать, глядим, идет, как паровоз.

Показался рабочий и стал смазывать жиром рельсы.

- Бараньим салом подмазывают! - В каждом деле так, не подмажешь, не пойдет.

- Да, Большой-то летел, и как здорово!

- Будут ли опять делать? - Колокол? - Нет, какие колокола, что уж! Я про ступеньки на колокольне говорю разбитые, будут ли их делать. - Ступеньки... на что их!

- Ах, как легко шел Большой. Жалко мне. Работали, старались. С насмешкой кто-то ответил: И тут стараются, и тут работают. После нас опять перерабатывать будут, а после них опять, так жизнь идет.

- Жизнь, конечно, идет, только дедушки и бабушки внучкам рассказывают, и вот и мы им расскажем, какие мы колокола видели.

После некоторого перерыва в работе, когда все как бы замерло и время остановилось, из двери колокольни вышел Жгун с портфелем и за ним все рабочие. На колокольне остался один Лева-фотограф [8]. Жгун с рабочими удалился к толпе, дал сигнал, лебедки загремели, тросы натянулись и вдруг упали вниз: это значило, колокол (нрзб.) и пошел сам.

- Сейчас покажется! - сказали сзади меня.

- Ах!

Показался. И так тихо, так неохотно шел, как-то подозрительно. За ним, сгорая, дымилась на рельсах подмазка. Щелкнув затвором в момент, когда он, потеряв под собой рельсы, стал наклоняться, я предохранил себя от осколков, откинулся за косяк окна. Гул был могучий и продолжительный. После того картина внизу явилась, как и раньше: по-прежнему лежал подбитый Царь, и только по огромному куску, пудов в триста, шагах в пятнадцати от Царя, можно было догадаться, что это от Годунова, который разбился в куски.

Большой дал новую трещину. Пытались разломать его блоками полиспастом, но ничего не вышло...

Так окончил жизнь свою в 330 лет печальный колокол, звуки которого в Посаде привыкли соединять с несчастьем, смертью и т.п. По словам Попова, это сложилось из того, что 1-го мая служились панихиды по Годуновым и, конечно, звонили в этот колокол.

(На полях): Друг мой, какие это пустяки, не в том дело, что его при Годунове отливали, многие из нас самих начало своей духовной организации получили при Годунове, - каком Годунове! через творения эллинов от Эллады и от Египта и кровь наша, обрываясь (нрзб.) бежит от первобытного человека.

Многие из нас тоже колокола очень звучные и в падении колокола (нрзб.) и собираются перед собственной смертью.

Мотив утомительно, нудно повторяющийся: сколько пудов, и как подымали, и воспоминания о тех колоколах, которые упали.

29 января.

Мы отправились снять все, что осталось на колокольне.

Рабочие лебедками подымали язык большого колокола и с высоты бросали его на Царя. Стопудовый язык отскакивал, как мячик. Подводы напрасно ждали обломков.

В следующем ярусе после того, заваленного бревнами и обрывками тросов, где висели не когда Царь, Карнаухий и Годунов, мы с радостью увидели много колоколов, это были все те, о которых говорили: - "Остается тысяча пудов".

Это был, прежде всего, славословный колокол Лебедь ("Лебедок"), висящий посередине, и часть "зазвонных колоколов". В западном пролете оставался один колокол (из четырех). Можно надеяться, что это остался знаменитый "чудотворцев колокол", отлитый игуменом Никоном в 1420 году. В северном пролете оставались два, один из них царя Алексея Михайловича.

С большим трудом мы сняли верхние возы. В морозный день, безветренный, дым из труб белый стремился на небо и многое закрывал.

30 января.

Как удивительно вчера сошлись обе мои темы: 1) революционное разрушение святынь: несчастнейшего народа и 2) медвежье-игрушечное с высоты колокольни мы разглядели колечко народа, окружающего представление Марии Петровны [9].

31 января.

Жгун с сокрушением рассказывал Леве о своем промахе: он доложил о трудности снятия "Лебедя", и тут оказалось, "Лебедь" один из древнейших колоколов, и его решили сохранить. - Надо было кокнуть его на колокольне, сказал Жгун, - а потом и доказывать.

Вот такие они все техники. Такой же и (нрзб.) и Лева таким же был бы, если бы не мое влияние, и я, не будь у меня таланта.

 

3 февраля.

Трагедия с колоколом потому трагедия, что очень все близко к самому человеку: правда, колокол, хотя бы Годунов, был как бы личным явлением меди, то была просто медь, масса, а то вот эта масса представлена формой звучащей, скажем прямо, личностью, единственным в мире колоколом Годуновым, ныне обратно возвращенным в природный сплав. Но и то бы ничего, это есть в мире, бывает, даже цивилизованные народы сплавляются. Страшна в этом некая принципиальность - как равнодушие к форме личного бытия: служила медь колоколом, а теперь потребовалось, и будет подшипником. И самое страшное, когда переведешь на себя: - Ты, скажут, писатель Пришвин, сказками занимаешься, приказываем тебе писать о колхозах.

6 февраля.

Два разоренные, обобранные попа, в чем были, в паническом страхе бежали из Александровского уезда. На станции Берендеево они сошли с поезда, остриглись, переоделись в какое-то рубище и потом продолжили свой путь до Сергиева. Тут было раньше прибежище всем таким людям. Но теперь нет ничего, и даже имя свое Троица переменила. Теперь это Загорск.

7 февраля.

Ходили с Левой в лаврскую баню. По пути видели остатки колоколов: несколько обломков Царя и тот большой, пудов в 300 кусок Годунова, который отлетел на 15 шагов. Университет, говорят, превращается в Политехникум, и это, "вообще говоря", вполне понятно: революция наша с самого начала не считалась с тогами ученых и так постепенно через 12 лет превратила науку в технику и ученую деятельность в спецслужбу. Было благо-го-го-вение к науке даже и у попа Мишки Рождественского: занимался краеведением и стариной. Теперь поп Мишка Рождественский служит в Рудметаллтресте, занимается добыванием цветного металла из колоколов и больше не поп Мишка Рождественский, а тов. Октябрьский. Я лично давным-давно расстался с научным "миросозерцанием", но сохранил уважение и теперь сохраняю к аскетизму ученых и их независимости от влияния многоразбойной повседневной жизни. Несомненно, особенно у нас, корпорация ученых была определенной большой общественной и политической силой. Теперь она снишла до основания и ученые стали просто техниками.

И Космос изъят из Академии. Давно пора! спектральный анализ почтенный метод для техника, но он именно противник космоса.

Что же принесет с собой новый молодой человек на ту сторону бездны, разделившей нас с мечтой о любви к ближнему по церковным заветам и с милым гуманизмом науки?

8 февраля.

Непокорные колокола (Истор. Вестник. 1880.Т. II, ст. 796).

Битва под Нарвой (1770 г.).

В 1701 г. неслыханная мера - 1/4 часть колоколов отобрать. В конце 1701 г. было добыто 8000 пуд. меди.

2 марта.

(Вырезка из газеты): "Что это: политическое руководство колхозом или политика его разложения и дискредитации? Я уже не говорю о тех, с позволения сказать, "революционерах", которые дело организации артели начинают со снятия колоколов. Снять колокола - подумаешь, какая ррреволюционность!" (Сталин. Известия, 2 марта 1930 г.)

Вчера было напечатано распоряжение о том, чтобы в средних школах не мучили детей лишенцев за их лишенство. Так резко выделялись эти строки среди человеконенавистнических, что все это заметили, и все об этом говорили. К этому так странно прибавляли, что будто бы к 15 марта хотят отменить пятидневку. В воздухе запахло поворотом: боги насытились кровью. И правда, сегодня напечатана статья Сталина "Головокружение от успехов", в которой он идет сам против себя. Едва ли когда-нибудь доходили политики до такого цинизма: правда, как на это смотреть, если, например, отдав приказ об уничтожении колоколов, через некоторое время, когда колокола будут разбиты, стал бы негодовать на тех, кто их разбивал.

В учреждениях, в редакциях, в магазинах сонно, пусто и как-то пыльно, везде остатки чего-то, хлама. Да, по-видимому, дальше идти некуда...

12 марта.

После манифеста мало-помалу определяется положение: сразу вскочили цены на деревенские продукты,- это значит, мужик стал продавать (в пользу себя), а не распродавать ввиду коллективизации. И, заметно, многие перестали думать о войне, что, по всей вероятности, и более верно: не будет войны. Сколько же порезано скота, во что обошелся стране этот неверный шаг правительства, опыт срочной принудительной коллективизации. Говорят, в два года не восстановить. А в области культуры, разрушение всей 12-летней работы интеллигенции по сохранению па мятников искусства?

16 марта.

А.Н. Тихонов [10] (я говорю о нем, потому что он, Базаров - имя им легион) все неразумное в политике презрительно называет "головотяпством". Это слово употребляют вообще и все высшие коммунисты, когда им дают жизненные примеры их неправильной, жестокой политики. Помню, еще Каменев на мое донесение о повседневных преступлениях ответил спокойно, что у нас в правительстве все разумно и гуманно. - Кто же виноват? спросил я. - Значит, народ такой, ответил Каменев.

Теперь то же самое, все ужасающие преступления этой зимы относятся не к руководителям политики, а к головотяпам. А такие люди, как Тихонов, Базаров, Горький, еще отвлеченнее, чем правительство, их руки чисты не только от крови, но даже от большевистских портфелей... Для них, высших бар марксизма, головотяпами являются уже и Сталины... Их вера, опорный пункт - разум и наука.

Эти филистеры и не подозревают, что именно они, загородившие свое сердце стенами марксистского "разума" и научной классовой борьбы, являются истинными виновниками "головотяпства".

Они презирают правительство, но сидят около него и другого ничего не желают. Вот Есенин повесился и тем спас многих поэтов: стали бояться их трогать. Предложи этим разумникам вместе сгореть, как в старину за веру горели русские люди. "За что же гореть? - спросят они, - все принципы у нас очень хорошие, желать больше нечего: разве сам по себе коллективизм плох, или не нужна стране индустриализация? Защита материнства, детства, бедноты - разве все это плохо? За что гореть?"

Вероятно, так было и в эпоху Никона: исправление богослужебных книг было вполне разумно, но в то же время под предлогом общего лика разумности происходила подмена внутреннего существа. Принципа, за который стоять, как и в наше время, не было - схватились за двуперстие и за это горели.

Значит, не в принципе дело, а в том, что веры нет: интеллигенция уже погорела. В редакцию журнала "Октябрь" [11]

"Месяц тому назад я был свидетелем гибели редчайшего, даже единственного в мире музыкального инструмента Растреллевской колокольни: сбрасывались один на другой и разбивались величайшие в мире колокола Годуновской эпохи. Целесообразности не было никакой в смысле материальной: восемь тысяч пудов бронзы можно было набрать из обыкновенных колоколов. С точки зрения антирелигиозности поступок не может быть оправдан, потому что колокола на заре человеческой культуры служили не церкви, а общественности. И единственный в мире музыкальный инструмент. Растреллевская колокольня могла бы служить делу социализма: на ней можно было играть 1-го мая революционные марши, и процессии рабочих под звуки революционных колоколов, единственных в мире, привлекли бы к (нрзб.) любопытное внимание иностранцев. Я являюсь в религиозном отношении человеком совершенно свободным и разделяю вполне взгляд Перикла: чем больше богов, тем государство богаче. Я являюсь смертельным врагом того мрачного фанатизма, который несомненно живет в сердцах некоторых влиятельных членов партии и порождает те преступления относительно живой жизни, которые post factum называют искривлением партлинии.

Я готов с эпиграфом Сталина "Снять колокола - подумаешь, какая революционность!" написать новую "поэму с фотографиями". Я напишу ее с темпераментом и без малейшего лукавства.

Если мне будет дана возможность высказаться, не озираясь на "партлинию", то я готов удовлетвориться не только гонораром пролетарского писателя, а даже и вовсе отказаться от денег, если их мало в редакции.

Обсудите с товарищами мое предложение и напишите безоговорочно: да или нет. Если да, я приступаю к работе, нет - буду продолжать писание своей книги для маленьких детей".

22 марта.

Какой разрыв в душе моей, какая боль бессмысленная. Утомленный бездельем, думаю иногда: "как бы ужаснулся какой-нибудь восторженный мой читатель, если бы он заглянул в мою пустоту".

9 апреля.

Князь сказал: Иногда мне бывает так жалко родину, что до физической боли доходит. Фотографировал весну: снег с летними облаками, снег на глазах рождает воду, и летние облака уже спешат отразиться в этой мутной воде. Летят журавли...

Мальчишка потребовал: Сними меня! Я промолчал. Он лезет. - Убирайся! - сказал я. Он отстал и камнем меня в затылок, меня, старика, собиравшего материалы для детских рассказов. Что было делать? Он пустился бежать во весь дух. Сверху видели два молодых человека. Я им пожаловался. Они не отозвались даже... Вот так и съел камень.

Конечно, такие мальчишки всегда были, но боли такой не было в душе, и потому камень нынешнего времени гораздо больнее ударил. Боль небывалая. И некуда с ней прислониться, как раньше бывало ("некому слезу утереть"). Бывало, все надеемся: вот переможем, нажмем и будет лучше. Главное тогда (хотя бы при Ленине) думалось, что можно смириться, по-человечески кому-то рассказать и поймут, и заступятся. Теперь некому заступиться. И вовсе пропади - совсем не отзовутся, потому что мало ли пропало всяких людей и пропадает каждый день.

10 апреля.

Никогда весной не был я таким гражданином, как теперь: мысль о гибнущей родине, постоянная тоска не забывается ни при каких восторгах, напротив, все эти ручейки из-под снега, песенки жаворонок и зябликов, молодая звезда на заре - все это каким-то образом непременно возвращает к убийственной росстани: жить до смерти в полунищете среди нищих, озлобленно воспитанных по идее классовой борьбы, или отдаться в плен чужих людей, которые с иностранной точки зрения взвесят твою жизнь и установят ее небольшую международную значимость...

Заболей я какой-нибудь смертельной болезнью, жена моя Ефросинья Павловна непременно с первой поры сделала бы меня самого виновником... Очень возможно, что и я сам бы признал свою вину, и во всяком случае, в тот момент, когда болезнь даст отдых, порадовался бы людям и жизни всей вообще: ну, умираю и умру, так надо, а все-таки, ну, как же славно они живут. Так вот это состояние легче и, во всяком случае, как-то достойней, (чем) теперь: я здоров как бык, в полном расцвете своего таланта, а родина, умирая, проходит мимо, и ей не до тебя.

Так вот что хочу я сказать: лучше мне, лучше умереть самому и в хорошие мужественные минуты радоваться, что жизнь остается хорошая, чем самому оставаться и думать, что жизнь, заключенная в понятие "родина", проходит. Нет ничего печальней одинокого дерева на вырубке...

20 апреля.

Эпоха диктатуры страшно понизила нравственное сознание масс и, по-моему, главным образом через мальчишек, которых в месячный срок учат на курсах "в два счета на ять" классовой борьбе. Их бы таких надо было на фронт, и они бы героями были, а они упражняются в геройстве на беззащитных гражданах под видом войны с кулаками. Так через них и сами граждане мало-помалу затемняются в своем нравственном сознании. Вот моя хозяйка в Переславище Домна Ивановна какая хорошая, трудолюбивая женщина, и вот как удивила она меня, как задела, как расстроила. Правда, ничто так не расстраивает, как это понижение сознания. В этот раз разговорились мы о конском мясе, что вот мужики правильно же едят конскую колбасу "тпру, тпру, а едят", хоть бы что. Домна Ивановна при этом рассказала, что сапом от конины можно заразиться, что в Кимрах так было - сорок человек заразились.

- Расстреливать будут! -: сказала Д.И.

- Виновников? - спросил я, полагая, что ветеринар недосмотрел и вот их за это.

- Да, да, - не поняла меня Д.И., - всех их сорок человек расстреляют, чтобы других не заражали.

- Вздор! - сказал я, - не может этого быть. И рассказал Д.И-е о двух-трех случаях из медицинской практики, когда смерть человека и ему самому кажется желанной, и другим очень полезно, а вот нельзя...

- Подумайте, - рассказал я, - если бы можно было уничтожить безнадежно больных, то непременно это перекинулось бы на бесполезных, по том стали бы отбирать на племя более сильных, а слабых топить. Чуть нехватка в чем, и лишних долой. С землей-то как хорошо: переумножились люди - и чистка! Да разве так можно! Да разве можно поверить тому Кимренскому сапу, Господь с вами, Домна Ивановна.

Равнодушно так ответила Д.И.:

- За что купила, за то продаю, Михаил Михайлович, слышала от людей, сказывали, что болезнь заразная, неизлечимая...

Тяжело мне было, главное, потому, что речь моя так и не возвратила Домне Ивановне ее прежнее, очевидно, умирающее в ней сознание. Правда; столько расстреливают людей, признанных граждан вредными, почему же не расстрелять зараженных этой страшной неизлечимой болезнью людей...

27 апреля.

Встретил искусствоведа из Третьяковки (Свирина) и сказал ему, что для нашего искусства наступает пещерное время и нам самим теперь загодя надо подготовить пещерку. Или взять прямо решиться сгореть в срубе по примеру наших предков 16-го в. Свирин сказал на это, что у него из головы не выходит - покончить с собой прыжком в крематорий. - А разве можно? - спросил я. - Можно, - сказал он, - когда ворота крематория открываются, чтобы пропустить гроб, есть момент, когда можно прыгнуть.

6 мая.

За событиями не надо гоняться. Каждое событие дает волну, которая достигнет непременно и тебя, сидящего за тысячу верст от исхода его. Нужно только быть готовым в себе самом, чтобы по явлениям в твоей повседневной жизни понимать и общую мировую жизнь. На деле, конечно, есть множество волн, которые докатываются до тебя едва заметными и потому не воспринимаются. Но среди них все-таки всегда найдется довольно, чтобы думать и понимать ис торию. Вот ограбили, сбросили колокола у нас - я понял борьбу креста и пентаграммы. С колокольни Растреллевской сбросить крест не посмели, зато маем и в октябре устраивают из него посредством электрических простых лампочек пентаграмму.

В Федерации, а говорят, и везде будет так: установилась твердая пятидневка, то есть, пять дней работают, а шестой день отдыхают. Таким образом, больше нет уже непрерывки, из-за которой ввели пятидневку. Все свелось к спору с Богом. Он велел шесть дней работать, а у нас велят пять.

А везде, на всем свете есть воскресенье.

30 ноября.

Приближается годовщина уничтожения Сергиевских колоколов. Это было очень похоже на зрелище публичной казни. В особенности жаль "Годунова". Ведь если бы в царе Борисе одном было дело, еще бы ничего, но между царем Борисом и колоколом "Годуновым" еще ведь Пушкин.

1932

12 февраля.

Снова вернулось тепло, метелица, и в белом чернеют строения Лавры, знаменитая колокольня с разбитыми колоколами и все...

- Чего ты смотришь? - спросил меня маленький мальчик.

- А что это, - спросил я, указывая на здание Лавры, - ты знаешь?

- Знаю, - ответил он бойко, - это раньше тут Бог был.

На чистке. Как относитесь к религиозному культу? - Бога нет. Сильно сказано было, и чистке был бы конец, но какой-то ядовитый простой человек из темного угла попросил разрешения задать вопрос и так задал: - Вы сказали, что теперь Бога нет, а позвольте узнать, как вы думаете о прошлом, был ли раньше Бог. - Был! - ответил №.

Все переменится скоро от радио, электричества, воздухоплавания, газовых войн, и социализм дойдет до того, что каждый будет отвечать за обороненное внутреннее слово.

Все слова, улыбки, рукопожатия, слезы получат иное, внешнее, условное значение. Но в глубине личности спор о жертве (Троица) останется и будет накопляться. Быть может, настанет время, когда некоторые получат возможность шептаться, больше и больше, воздух наполнится шепотом или нечленораздельными звуками, или даже темными непонятными словами, которыми говорят маленькие дети, и, наконец, как у детей, выйдет первое слово... и тут начнется эпоха второго пришествия Христа.

Вступление, подготовка текста и примечания Л.А. Рязановой.

Примечания

[1] Ефросинья Павловна Смогалева - первая жена Пришвина
[2] Настоящее имя колокола "Кирноцкий". См. запись 19 января о чтении Пришвиным очерка А. Зарина "Колокола" в журнале "Аргус" № 8. СПб., 1913
[3] Пришвин вольно употребляет латинское выражение "cogito, ergo sum": "Я мыслю, следовательно, я существую"
[4] Пришвин не совсем точно приводит слова Христа: "Иисус сказал им в ответ: разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его". Евангелие от Иоанна, гл. 2, стих 19
[5] Имеются в виду слова Христа: "Итак, идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа". Евангелие от Матфея, гл. 28, стих 19
[6] Кожевников А.В. (1891-?) русский советский писатель, автор книг о преобразовании Сибири, социалистическом строительстве и др.
[7] Устройство, предназначенное для подъема и перемещения тяжестей: система подвижных и неподвижных блоков, огибаемых гибким канатом
[8] Лев Михайлович Пришвин-Алпатов - старший сын писателя
[9] В эти дни по городу давала уличные представления бродячая труппа цыган с дрессированными медведями
[10] Тихонов А.Н. (псевд. Серебров) (1880-1956) - русский советский литературный деятель, писатель, сотрудничал с А.М. Горьким, после Октябрьской революции заведовал издательством "Всемирная литература", редактировал многие литературные журналы
[11] Черновик письма

 

Источник: http://www.zvon.ru/article3.view2.page6.part3.html

 





Внимание!!!
При использовании материалов просьба указывать ссылку:
«Духовно-Просветительский Центр Свято-Троицкой Сергиевой Лавры»,
а при размещении в сети Интернет – гиперссылку на наш сайт:
http://www.lavra.tv/