Анонсы

 

 
 ПОЖЕРТВОВАТЬ

 

• На ведение миссионерской деятельности... Подробнее…

 

 
 ПОЛЕЗНЫЕ РЕСУРСЫ

  

stsl.ru


Газета "Маковец"  >>

predanie.ru

 

Лекторий миссионерской службы Свято-Троицкой Сергиевой Лавры

«Конфликт царя Ивана Грозного и митр. Филиппа». Писатель, историк Д.М. Володихин

 

Кандидат исторических наук, член Союза писателей России
Володихин Дмитрий Михайлович


Братья и сестры! Я не буду выдавать себя за великого знатока русской истории XVI века, позвали меня сюда, очевидно, потому, что вышла моя книга, посвященная митрополиту Филиппу. Те из вас, кто хочет поинтересоваться, может подойти и посмотреть, ну а впоследствии она, думаю, будет в Академической библиотеке Лавры. Тем не менее, тем, что я могу рассказать, я постараюсь сегодня с вами поделиться в наиболее прозрачной форме, без особых академизмов.

Итак, это выступление я хотел бы начать со слов митрополита Филиппа, одного из величайших святых Русской Православной Церкви. Эти слова могут служить эпиграфом ко всей его земной судьбе: «Бога ради живите любовно!» Заповедь взаимной любви всегда была тем, что Филипп, будучи простым монахом, потом настоятелем Соловецкой обители, потом митрополитом Московским и всея Руси, потом опять простым монахом исповедовал крепко и стойко.

Ну, а теперь, собственно, перейдем к этой небольшой нашей лекции. Я – академический историк, и по должности, как преподаватель Исторического факультета МГУ, и по естественной склонности, но я верю, что в истории есть пласт, который не может быть постигнут только научными средствами. Это пласт – мистический. Я полагаю, что в истории есть, конечно, определенные закономерности, но основным законом, который двигает все остальное и все остальное предопределяет, является Божья воля.

В истории человечества Царь Небесный с помощью людей, через людей и для людей устраивает своего рода притчи. Притчу можно увидеть в жизни каждого человека, в каждой из них заключен определенный смысл. Иногда его прочитать легко, иногда – сложно. В некоторых случаях за это нужно браться человеку большого благочестия и больших богословских знаний, иногда это доступно на житейском уровне.

Так вот, те притчи, которые заключены в жизни святого, видны более всех прочих. Святой – ведь это лампада, поставленная на горе. Все поднимают очи к этой лампаде, все смотрят на нее, для всех она – пример. Притча, данная Богом через святых, дается ко спасению души. Но для того, чтобы понять их смысл, необходимо реконструировать то, что происходило с этим человеком в его земной жизни как можно точнее. А вот уже для этого пригодны средства науки.

Итак, сегодня я хотел бы рассказать притчу о двух русских людях XVI века, глубоко верующих православных, которых судьба ставила в критические ситуации, у которых была неудобная жизнь, порой бравшая их на излом. В критических ситуациях они реагировали по-разному. И вот когда эта критическая ситуация наступала, тогда притча Неба звучала в их действиях и словах особенно отчетливо.

Эти два человека – государь Иоанн IV и митрополит Филипп. Я повторюсь: у обоих была нелегкая жизнь. Они стремились к одному, а жизнь постоянно сворачивала их к другому.

Митрополит Филипп до 30-ти лет прожил как представитель служивых людей по отечеству, как отпрыск знатнейшего старомосковского боярского рода. Получил соответствующее воспитание и обязан был служить государям московским мечом и советом. То есть на поле брани и, если необходимо, в административных учреждениях.

По всей видимости, это был книжный человек, и к 30-ти годам тяга к слову пересилило в нем его происхождение: он оставил мир, отправился на Соловки, там постригся во иноки и долгое время проходил школу весьма тяжелых иноческих трудов. Ему приходилось немало работать руками, он хворал, он снискал венцы смирения и бесчестия, и, кроме того, он, наконец, был допущен к тому, к чему стремилась его душа. А именно – к пустынничеству.

Инок Филипп в Соловецкой обители долгое время пустынничал, предавался там аскетическим подвигам. До сих пор на Большом Соловецком острове, приблизительно в двух километрах от стен монастыря, расположена Филиппова пустынь – место, которое особенно чтят на Соловецких островах.

Тем не менее, недолго Бог дал ему предаваться тому, к чему был склонен Филипп. На него было взвалено иное бремя, бремя водительское и бремя административное. Его упросили стать настоятелем Соловецкой обители, он дважды от этого отказывался, и булл упрошен только тогда, когда умирающий игумен Алексий Юренев приказал ему перед смертью непременно занять это место.

Так вот, после того, как игуменом Соловецким стал Филипп, в миру Федор Колычев, обитель расцвела. Наверное, кто-то из вас был на Соловках и знает, как выглядит современный Соловецкий монастырь: прекрасные каменные стены, великолепные соборы, которые и сейчас поражают своим величием. Трудно поверить, что когда-то, в XVI веке, люди осилили колоссальную задачу монументального строительства в этом диком и малоосвоенном крае. Чудесные дороги, озера, соединенные рукотворными каналами, садки, гавань на одном из соседних островов, на Большом Заяцком…

Так вот, когда настоятелем обители стал Филипп – ничего этого не было. Ни каменного собора, ни каменных стен, ни дорог, ни каналов, ни гавани. Была маленькая деревянная обитель, которая недавно, кстати, выгорела, и постоянно голодала. То есть монахи совершали подвиг нестяжательства не потому, что были искренне благочестивы, а потому что хозяйство было крайне бедным – куда ж денешься, если продукты достать неоткуда? Очень далеко от большой земли.

Филипп игуменствовал 20 лет. За эти два десятилетия он, по душе своей пустынник, человек, сторонящийся людных мест и общения с людьми, человек, склонный к молчальничеству, тем не менее, нес на своих плечах тяжелое бремя настоящей экономической революции в этом монастыре.

При нем было построено два огромных каменных собора, множество других каменных строений. При нем экономика монастыря выросла в десятки раз, вырос монастырский флот. При нем были построены эти дороги, эти каналы между озерами. При нем хозяйство было налажено так, что монастырь больше никогда ни в чем не нуждался, и каждый монах мог постничать и ограничивать себя в пище и в других предметах комфорта столько, сколько велело ему его личное благочестие и уставные требования.

Филипп вынужден был управлять огромной монастырской областью, а это – десятки деревень. Фактически он, повторяю, пустынник, должен был сделаться чем-то вроде современного губернатора. Когда же он решил, что дела его земные сложились хорошо, и хозяйство, существующее уже по накатанной колее, счастливо будет и в дальнейшем обеспечивать строительство новых храмов, когда он собирался просто-напросто довершить некоторые свои планы в Соловецком монастыре и упокоиться там с миром и честью, потому что был уже немолодым человеком, ему было около 60-ти лет, его призвали в Москву на митрополичью кафедру.

Для него это было бремя еще более тяжелое. Как отказывался он от игуменства дважды, так в Москве он перед царем отказывался от митрополичьей кафедры. Власть ему представлялась бременем, для его плеч излишним. Но Господь распорядился иначе, и в течение двух дет, с 1566 года от рождества Христова по осень 1568 года митрополит Филипп занимал Московскую кафедру. Для него, опять-таки, это было тяжелое бремя. Понимаете, человек всю жизнь стремился к одному, и всю жизнь получал совершенно иной груз, иногда для его плеч очень тяжелый. Но, тем не менее, он этот груз до конца вынес и выдержал.

Другой человек, Иоанн IV. Здесь я буду более краток, поскольку об Иоанне IV огромное количество литературы, и я думаю, что вы можете прочитать о нем в книгах и без меня. А я выскажу свое мнение, как специалиста по эпохе Московского государства. Иоанн IV выдержал очень тяжелое детство. Он в три года лишился отца, в восемь лет лишился матери, в семнадцать лет лишился ближайшей родни. И долгое время не столько он был государем, не столько он правил, сколько правили аристократические семейства вокруг него и мимо него.

Стремясь стать полноправным самодержцем, стремясь вырвать в свою пользу высшую власть в России из рук аристократических родов, Иоанн Васильевич постоянно сталкивался с сопротивлением, и это сопротивление было не таким, какое удобно было бы ему подавлять, с которым удобно было бы ему бороться.

Его дед, Иоанн III (Великий), был человеком логичным, холодным, твердым, волевым, отлично чувствующим момент, прирожденным политиком, политиком по призванию. Как говорят, от Бога ему был дан этот дар.

Что касается Иоанна IV, прозванного впоследствии Грозным, у него была иная натура. Он был в гораздо большей степени, как бы сейчас сказали, «человек искусства» – великолепный писатель, который на письме мог передать тончайшие эмоции, от крайнего гнева до крайнего смирения, человек артистичной натуры, человек, эмоционально легковозбудимый, человек, который переходил от жара к холоду, от страха к гневу, от дружбы к ненависти очень быстро. Ему сталкиваться с грузом державных дел было, наверное, не менее тяжело, чем Филиппу с грузом его игуменства, а, впоследствии, митрополичьего правления.

И по выражению одного из современных авторитетных богословов, очевидно, принятие царского сана в 1547 году от рождества Христова, так необыкновенно возвысившее монарха над всей аристократической средой старомосковского происхождения, произвело на него, может быть, слишком сильное впечатление. Он принял это как долг, но как долг, полностью и во всем развязывающий ему руки.

Итак, два человека: глава светской власти и глава власти духовной приняли на свои плечи тяжелый груз, для обоих – груз неудобный и страшный, но скинуть его было некуда, нужно было нести его до конца жизни, и быть в этой роли таким, каким Бог требует.

Теперь перейдем, собственно, к предмету их конфликта, а именно – к опричнине. Об опричнине написано очень много, поэтому я и здесь буду краток, я изложу версию того, что представляет собой опричнина, стараясь не касаться каких-то вещей, присутствующих в огромном количестве газетной, публицистической и сетевой литературы, то есть каких-то эмоциональных всплесков, не имеющих к фактам никакого отношения.

Понимаете, в середине XVI века государь Московский, формально державствуя на огромной территории, владел этой территорией не непосредственно, а только через широкий слой служивой аристократии. Ему неоткуда было брать управленцев, кроме как из этой среды. В этой аристократии был слой привилегированный – представители так называемых княжат, то есть тех родов, которые уходили во времена удельной раздробленности. Их отцы, деды, прадеды были главами самостоятельных княжеств.

Второй слой, менее привилегированный – старомосковское боярство, которое с XIII, с XIV века служило Московским государям и укоренилось на этой земле издавна.

Так вот, борьба за доминирование у кормила власти в 60-ых годах между Иоанном IV и служивыми аристократами становилась все более сложной, все более напряженной. В 1564 году отношения накалились до предела. Произошли печальные события. К сожалению, наша армия потерпела страшное поражение, наступая на Оршу. А через некоторое время – бежал крупный воевода, тогда возглавлявший гарнизоны в Юрьеве Ливонском, князь Курбский, как бы сказали позднее: носитель государственных секретов и военных тайн. Впоследствии, князь Курбский открыто и с оружием в руках выступал против Московского государства, против прежнего своего монарха, против своего народа.

В конце 1564 года начинается работа по созданию особой системы отношений, которая впоследствии будет названа «опричниной». Иоанн IV захотел получить в свои руки тот политический и военных ресурс, который будет подчиняться ему полностью, бесконтрольно и только через тех людей, которых он сам пожелает поставить, минуя интересы высокородного княжья.

Пока – в этом еще нет ничего худого, это всего-навсего проект военно-политической реформы. Пока. Изначально опричнина не мыслилась как какой-то чудовищный репрессивный аппарат, не должны были полететь бесконечным потоком головы с плахи. Изначально, когда все это было в замысле.

Для того чтобы этот ресурс отличался по своему составу от административных органов и военного командования, где преобладали княжата, государь отобрал из числа старомосковских боярских родов лучших, наиболее доверенных людей, таким образом, сделав политическую ставку на московское боярство.

Установление опричнины официально: январь 1565 года. Нет никакого указа, дошедшего до наших дней, о начале опричнины, но в официальной летописи есть пересказ этого указа, который довольно подробно сообщает о том, что происходило: какие земли были отобраны, для того, чтобы войти в состав опричнины, какие люди оказались в опричнине, какие оказались в земщине, какие претензии государь выставлял аристократии и другим социальным стратам, поддержавшим ее.

Так вот, после того, как опричнина начала отсчитывать время своей судьбы, состоялось небольшое количество казней – не наберется и десятка людей, казненных после этого, по обвинению в измене. И довольно долго: с января 1565 года по конец 1567 года, почти три года, первые три года опричнины, не было массовых казней, не было массового террора, не было массовых репрессий – ничего этого в ранней опричнине не было. Были казни отдельные, достаточно редкие.

Но уже при самом начале опричнины Церковь с подозрением и с сомнением отнеслась к этому учреждению. Иоанн Васильевич при учреждении опричнины сделал вид, что отказывается от своей монаршей власти, поселился в Александровой слободе, и туда к нему прибыли представители различных социальных групп для того, чтобы уговорить его вернуться на царство. Заметьте, среди представителей Церкви не было ее главы: митрополит Афанасий, занимавший тогда Московскую митрополичью кафедру, не поехал в Александрову слободу.

И, к сожалению, одной из основ того уклада, который предполагала опричнина, был отказ Церкви от ее старинного права печаловаться за осужденных, за тех, кто должен был подвергнуться казни, ссылке, тюремному заточению. В прежние годы различные главы Русской Церкви, в том числе и святой Макарий , митрополит Московский, неоднократно пользовались этим правом, смягчая наказания для тех, кто должен был ему подвергнуться. С момента начала опричнины Церковь фактически должна была лишиться этого старинного своего права.

Долгое время, повторяю, опричнина обходилась без большой крови, но это не значит, что в государстве было спокойно. Она, как пишет один из старинных русских писателей, будто секирою пополам разрубила царство. Держава Московская в доме своем разделилась надвое. Это разделение худо воздействовало на нравы того времени и способствовало озлоблению. Дело в том, что опричники получили плодородные обширные земли тез людей, которым эти поместья и вотчины принадлежали раньше. Опричники получили большие судебные привилегии, и в суде они могли отобрать у земских по закону или против закона то, что хотели получить в свою пользу. От того времени сохранилась фраза от самого государя, своего рода послание в суды: «Судите праведно, наши виноваты не были бы».

Конечно же, все это настраивало людей против опричнины, и совершенно справедливо. Недовольство постепенно росло. И вот в середине 1566 года митрополит Афанасий официально из-за нездоровья оставляет митрополичью кафедру или, как тогда говорили, «кладет посох».

Что сказать о нездоровье митрополита Афанасия? Ему предстояло прожить еще довольно долго. Он еще будет в московских храмах поновлять иконы, и для этого здоровья ему хватит. Очевидно, причина была в другом. Очевидно, тяжело ему было переживать о том, что есть у него паства, есть словесное стадо, а защитить он его не может. И возвысить голос против самого государя было бы нехорошо и страшно.

Тогда в Москву прибывает игумен Соловецкий Филипп, которого ставят на митрополию. Но он уже при самом начале переговоров о поставлении его в сан говорит государю: «Престань от сего неугодного начинания». Иными словами: не желает идти в митрополиты Московские, покуда на Москве опричнина.

Государь отказывает ему в этом и гневается. А Священный Собор, в состав которого тогда входили архиереи, почти все архиереи Русской земли, привел дело к компромиссу. Приговорная грамота о возведении Филиппа в митрополичий сан сообщает, что Филипп не будет вмешиваться в опричнину и в домовый обиход государя, но государь будет с ним советоваться, так же как советовались с митрополитами прежние монархи Московские. А твердая воля митрополита Филиппа в этом вопросе привела к тому, что право печаловаться к Церкви вернулось. Он мог теперь заступаться за тех, кто мог быть наказан.

Как раз в то время произошло дворянское вступление против опричнины. Мирное: к царю отправились люди с Земского Собора, которые просили его об отмене опричнины. Множество было арестовано. Но мы твердо знаем о казни только трех человек, прочих же отпустили. Возможно – мы не можем говорить этого с точностью, но возможно – как раз право печалования в отношении арестованных, в отношении тех, кто должен был подвергнуться казни или наказанию, в тот момент было использовано митрополитом Филиппом для умягчения гнева государева.

После этого между митрополитом и государем установился долгий мир. Собственно, вы все, наверное, знаете, что существуют крайне благоприятные отношения между светской и духовной властями, которые в русско-византийской традиции именуется «симфонией» – со-звучием, со-работничеством.

На протяжении полутора лет такая симфония существовала между митрополитом и царем. В делах военных и политических митрополит Филипп государя Иоанна Васильевича поддерживал. Сохранились грамоты, в которых он, например, призывает православное воинство во главе с царем биться с иноплеменниками и иноверцами храбро, отстаивая свою веру.

Ситуация переменилась резко, очень резко, осенью 1567 года. С этого времени много печального входит в историю нашей страны, в историю нашего народа. Вот тогда-то и произошла та коллизия, которая обоих, государя и митрополита, взяла на излом.

В конце 1567 года, когда Иоанн IV совершал поход во главе с большой армией и должен был выйти с нею на литовско-ливонский театр военных действий, он получил сообщение, что против него готовится заговор. Был этот заговор или нет – историки до сих пор теряются в догадках. Я, наверное, мог бы назвать множество авторов, которые совершенно уверены в том, что заговор был выдумкой, химерой. И назвал бы не меньшее количество авторов, которые приводят факты, свидетельствующие о наличии чего-то угрожавшего государю.

По всей видимости, что-то действительно было, поскольку в это же время для противодействия армии Иоанна IV вышла большая литовская армия. Она вела себя пассивно, ожидая, очевидно, того, что нечто должно случиться в лагере русских войск, и, впоследствии, свернула свои действия. Странно было бы ожидать, что большое войско собрано для того, чтобы собраться около городницы, а потом разойтись по домам. Очевидно, ждали чего-то. Но того, чего ждали – не произошло.

Были ли среди московских вельмож изменники или нет – сейчас сказать очень сложно. Один из них был определен государем, как глава заговора, как самый главный ослушник – это боярин Иван Петрович Федоров, полоцкий воевода, конюший, человек очень высокого рода и больших богатств. Он приблизительно через год поплатился жизнью. А до этого должен был выплатить очень значительный денежный штраф.

Но этого оказалось недостаточно, и здесь мы сталкиваемся с началом страшной поры. Дело вот в чем. Мне кажется – скажем так: люди с богословским образованием объяснят это гораздо лучше, чем я сам – мне кажется, что в человеческой душе борются совершенная любовь, пример которой дал нам Иисус Христос, и страх, как инструмент иной силы, никак не связанной с Богом. Когда побеждает страх, душа перерождается, для того чтобы войти в состояние, когда легко нарушить заповеди. Когда побеждает совершенная любовь – этого состояния нет, и человек не станет их нарушать. Во всяком случае, ему будет тяжело это сделать.

В обстановке слухов, сплетен, угрозы заговора, который невесть на что был направлен, толи на жизнь государя и его семьи, толи на смещение его с царства, толи его вовсе, все-таки, не было, в этой обстановке государь Иоанн Васильевич всерьез испугался. Испугался за себя, испугался за свою супругу, испугался за детей, испугался за свое монаршее место.

С конца 1567 года и на протяжении нескольких месяцев начала 1568 года идут одна за другой бессудные расправы, гибнет огромное количество людей, огромное. Только официально документировано около 400 убитых, в том числе – женщин и детей. Сколько на самом деле – мы не знаем, давайте опираться на документы.

400 человек – много это или мало? Понимаете, какая вещь: для русской истории – это очень много, потому что на протяжении всей русской истории до того никогда ничего подобного не было! Это первый пример массовой политической репрессии, за время правления государя Иоанна Васильевича – далеко не последней, далеко не последней. Но во всей истории Руси – первой. Это очень важно. До конца 1567 – начала 1568 года в истории нашей страны, в истории нашего народа ничего подобного не было.

И эти казни совершались, порою, младшими командирами опричных отрядов, которые судили и рассуживали по своему произволу – кому жить, кому нет. Они сопровождались издевательствами над людьми, попавшими в руки опричного отряда, в том числе и над женщинами, сопровождались массовым бесчестием тех, кто оказался в деревнях, усадьбах и поместьях, людей, обвиненных в измене, может быть, действительно, а, может быть, и нет. И вместе с теми, кто, возможно, был виновным, мы не можем сейчас этого определить, гибло и страдало огромное количество невинных людей.

В условиях, когда об опале на какого-то человека узнавали только после того, как он оказывался мертв со всей семьей и дворней, Церковь никак не могла осуществить свое право печалования за людей, заподозренных в преступлениях. Это было против того договора, который заключили между собой митрополит Филипп и Государь Иоанн Васильевич при восшествии Филиппа на митрополичью кафедру. Это было очевидное нарушение.

Самодержец, по русской традиции, по византийской, по закону – ни в чем перед своими подданными виновен быть не может. Он в этом смысле не ограничен в проявлениях своей воли. И виновен он может быть, как и любой христианин, перед Господом Богом, и перед Ним он, как все мы, ответит, когда душа его покинет тело.

Но Церковь имеет право отказать ему в благословении на те деяния, которые могут считаться нарушением заповедей, ведут к ереси, нарушению благочестия и безбожию. И Церковь может призвать верующий народ отказать в повиновении правителю.

Митрополит Филипп отказал в благословении тех деяний, которые начали твориться вокруг него. И, поверьте, он оказался в ситуации, близкой к той, которую испытал на своей шкуре сам государь. Да, Филипп прошел огромную монашескую выучку, он от многого в этой жизни отрешился. Он научился тому, чтобы материальные условия в его жизни никак не влияли на него. Будучи игуменом огромного богатейшего монастыря, он жил весьма бедно. Известен список его одежды и имущества в монастыре – он невелик. Этот человек не нуждался в очень многом в этой жизни, но – у него было огромное уязвимое место. Это огромное уязвимое место – его родня и его паства, как люди, близкие к нему, так и люди, отстоявшие далеко от митрополичьего престола.

Вот по этому уязвимому месту в споре с митрополитом государь мог бить сколько угодно. И страшно было, наверное, митрополиту и рассориться с православным государем, нарушить симфонию со своей стороны, уже нарушенную со стороны царя. Страшно было ему, наверное, борясь с этим безбожным начинанием, подставлять под удар своих родных, своих близких, всю огромную паству. Страшно – разве нет? Какое бы сердце не убоялось в этот момент?

Но как твердый монашеский выученик Филипп преодолевает этот страх, он не поддается страсти – государь, если вы помните, под воздействием страха поддался страсти гнева, и гнев сделал его столь жестоким. Филипп не поддался страсти, он следовал долгу пастыря, который обязан упоминать пастве о заповедях Господних и об ответственности за их нарушение, кто бы из этой паствы не был перед ним: последний пушкарь из провинциального городка или сам государь.

Источники свидетельствуют о том, что митрополит Филипп прежде приступал к государю тайно, без посторонних увещевая его оставить опричнину, оставить жестокий обычай следовавших одна за другой казней. Это не помогло. Тогда Филипп выступает против опричнины публично, отказывая государю в благословении и обличая опричные порядки. Это происходит сначала на Церковном Соборе, то есть в присутствии всех церковных властей, впоследствии это происходит прилюдно в Успенском храме Московского Кремля.

Вот слова митрополита Филиппа в некотором сокращении: «О, царь! От наших отцов мы унаследовали обычай чтить царя и более всего почитать в нем благоразумие. Престань от такого неугодного начинания, встань крепко на камне веры, подражай добродетелям, ими же и отец твой царь и великий князь Василий возвысился, благочестием сияя, смирением и любовью. Просветись лучом Божественного Духа, желанием добродетелей, назидай правой твоей вере, деяния благие и жития честность. Люби всех единоплеменных тебе, как самого себя!» Я хотел бы подчеркнуть эту фразу в словах митрополита Филиппа: «Люби всех единоплеменных тебе, как самого себя!»

Выходит, та совершенная любовь, которая должна была быть в душе государя не только к своей семье, но и ко всем подданным, ко всем единоверцам, единоплеменникам – была побеждена. И в этом митрополит Филипп упрекает монарха – в преступлении через заповедь любви.

Филипп напомнил государю Иоанну Васильевичу о том, что заповеди требуют любить ближнего, о том, что еще апостол Павел говорил: «Любовь долготерпит… не радуется неправде» (см. 1Кор. 13, 4-6), и добавил от себя: «Вера совершается любовью».

К сожалению, душа монарха в этот момент, очевидно, оказалась в помраченном состоянии, увещевания, обличения митрополита, делавшиеся от раза к разу все настойчивее, не возымели положительного действия. И государь все больше и больше гневался на митрополита.

Однажды, в Успенском соборе между ними произошел спор, вылившийся в крайне жесткие выражения. После того, как митрополит высказал свои обличения, царь принялся выговаривать ему: «Единственный раз говорю тебе, владыка, умолкни об этом! А меня на это дело благослови по моему изволению!» Филипп отказывает в благословении при всей свите, которая присутствует здесь же, в соборе. Он говорит: «Ни-ни! Никак не могу благословить тебя на такое! Мы, государь, тебе не изменники! Но суд сотвори праведен и истинен, а клеветников сыщи и обличи!» То есть, иными словами, он говорит, что опричнина – есть деяние, которое выросло из лжи, из клеветы, из неправедных советников, которые подвигли на это царя. И далее: «Тех, кто советует тебе неправедное, оторви от себя, как гнилой уд, и людей своих устрой в соединение!»

Царь обращается к нему жестче: «Филипп! Не прекословь державе нашей! Да не постигнет тебя мой гнев, или сан оставь!» И митрополит отвечает ему спокойно: «Благочестивый царь! Я получил свою власть, не прося об этом. Я не отправлял к тебе ходатаев ради нее, и никому не давал за нее мзды. Зачем ты лишил меня пустыни и отцов? Если решил нарушать каноны – делай, что хочешь. Мне же, столкнувшись с испытанием , не подобает ослабевать!»

Собственно, царь долго колеблется, как поступить с митрополитом, предпринимаются попытки убрать его с митрополичьей кафедры тихо. Потом ведется масштабное расследование его прежней деятельности на Соловках, туда отправляется большая следственная комиссия. Насильством, посулами она добивается показаний, но впоследствии, на суде, они окажутся пустыми клеветами.

Летом 1568 года в Новодевичьем монастыре происходит последний конфликт, и тогда в свите государя, видимо, несколько худородных дворян, для которых опричнина была – всем, она их возвысила, перевела из состояния ничтожества в состояние богатства и большого влияния на государственные дела, спровоцировали очередной конфликт на пустом месте.

Тогда государь Иоанн Васильевич решил, что он более не может терпеть Филиппа. Расследование переходит в суд. Через некоторое время – уже осенью 1568 года, митрополит Филипп подвергается заключению. Его позорят, сдирая знаки святительского сана, прямо в соборе, его бьют метлами и отвозят в заточение в Богоявленский монастырь. Ему приходится отведать тяжесть железных оков на своем теле, пострадать от голода и от жажды. Более того, то уязвимое место, о котором митрополит знал с самого начала, испытало на себе тяжелый удар.

Один из его родственников, Михаил Хромой Колычев, подвергся казни – ему отсекли голову, и эта голова была в подарок отправлена Филиппу. Он же поцеловал ее и сказал, что мученики угодны Богу. Его близкие церковнослужители также подверглись позору и расстались с жизнью – еще несколько человек. Тем не менее, он стоял твердо и никакого благословения на опричные дела царю не давал.

В ноябре 1568 года состоялся суд. На Церковном суде мнения разделились: Церковь, по всей видимости, не была едина, и, очевидно, не все шли за государем в его желании избавиться от твердого благочестивого митрополита. Но, так или иначе, Филипп был осужден, лишился митрополичьего сана и отправился в ссылку в Тверской Отроч монастырь.

Год он прожил в ссылке, и в декабре 1569 года он был убит там одним из вождей опричнины, выдающимся карателем того времени, Григорием Лукьяновичем Скуратовым-Бельским по прозвищу Малюта.

О смерти митрополита Филиппа, тогда уже бывшего митрополита Филиппа, есть множество разных версий. Есть версии малоправдоподобные, не основывающиеся ни на каких фактах, что его, дескать, убили какие-то изменники, желая подставить государя – что-то из современной публицистики. Есть мнение, что он был убит по прямому распоряжению царя, но это также не находит подтверждения. А вот, скажем так, то, что он погиб от рук распоясавшегося опричника, которого встретил смелым словом благочестивого человека – вот это больше всего похоже на правду.

Знал ли государь Иоанн Васильевич о том, что митрополита убил Малюта? Да, конечно, здесь невозможно было ошибиться. Отдавал он ему приказ об умерщвлении прежнего митрополита или нет – мы не знаем. Но важно другое. После смерти Филиппа Малюта до конца своей жизни занимал высокие государственные посты, воеводствовал. На помин его души был дан огромный вклад – по тем временам просто фантастический по своим размерам. Его супруга после его смерти получала пенсион. Таким образом, душегубство это было хотя бы косвенно, но одобрено.

Но Господь, так или иначе, всегда являет правду. И правда эта была явлена на стороне митрополита Филиппа уже после его земной кончины, она победила. Филипп сначала стал местночтимым Соловецким святым, а в XVII веке, в 1652 году, его мощи были перевезены с великими почестями в Москву. У мощей совершилось несколько десятков чудесных исцелений, как свидетельствуют источники того времени, и мощи упокоились в Успенском соборе Московского Кремля, где и ныне пребывают.

Известно послание царя Алексея Михайловича, в котором тот извиняется, то есть фактически кается за деяния монарха Иоанна IV. Династия Романовых была связана через брак Анастасии Захарьиной-Юрьевой и государя Иоанна Васильевича с престолом, поэтому Алексей Михайлович мог числить государя Иоанна Грозного среди своих не только предшественников на троне, но и в какой-то степени родственников. И он в этой грамоте принимает греховные деяния, совершенные косвенно одним из его предков. Таким образом, светская власть признала полную правоту деяний главы власти духовной – митрополита Филиппа.

В XVII веке было построено несколько храмов, освященных в честь святителя Филиппа, впоследствии они строились по всей стране. Самый известный, наверное, храм – это храм святого Филиппа в Мещанской слободе в Москве, Большая Филипповская церковь на Соловках, несколько новых храмов во имя святого Филиппа, которые были построены уже в послеперестроечное время.

Так вот, я хотел бы вернуться в ноябрь 1568 года, когда Филипп лишился сана и оказался спустя несколько месяцев в Тверском Отроче монастыре. Знаете, я думаю, что он радовался. Господь снял с его плеч это тяжелое бремя, которое он нес на себе всю жизнь. Он оказался под надзором невежливых приставов, он оказался в тесной маленькой келейке как простой монах, изведав славу, власть, почести игумена и митрополита. Но я думаю, что ему было хорошо в последний год его жизни: он мог жить, уединяясь в этой келейке для монашеских подвигов. Поэтому последним годом, видимо, Бог его наградил за все его добрые деяния.

Нам же остается помянуть его правду, помянуть его стояние в истине до последней предельной возможности добрым словом. И учится от него, прежде всего, тому, что совершенная любовь преодолевает в человеке страх, уводит его от страстей и от нарушения заповедей. Вот, наверное, в этом и была притча, рассказанная Богом для людей через жизнь святителя Филиппа.

Благодарю вас, я закончил.

Читать всю лекцию >>





Внимание!!!
При использовании материалов просьба указывать ссылку:
«Духовно-Просветительский Центр Свято-Троицкой Сергиевой Лавры»,
а при размещении в сети Интернет – гиперссылку на наш сайт:
http://www.lavra.tv/