«О молитве Иисусовой». Протоиерей Артемий Владимиров

Мне вспоминаются, дорогие друзья, события давно минувших дней, когда еще молодым учителем русского языка и литературы, едва закончив университет, я был приглашен в качестве преподавателя сюда, в Московскую Духовную Семинарию и Академию Свято-Троицкой Сергиевой Лавры. И как в эту главную обитель русской земли сами собой меня несли ноги, потому что каждый приезд сюда для встречи с семинаристами был, конечно, не работой, не отрабатыванием и вычитыванием часов, но подлинной радостью, взаимно отзывавшейся в наших сердцах.

И действительно, хотя прошло уже немало времени, но действительно как это бывает между учителем и учениками, некоторые из которых стали и епископами, сохранились очень теплые, дружественные отношения.

А мы с вами сегодня собрались в праздничный день, второй день осеннего Успенского поста, чтобы побеседовать о молитве. Именно этот предмет нам с вами всего ближе, особенно, когда мы находимся рядом с домом молитвы, прославленной в веках обителью преподобного Сергия, который всю свою жизнь посвятил стяжанию молитвенного, а, значит, Святого Духа. И вся его жизнь была стремлением ко Христу Спасителю, стремлением не внешним столько, сколько внутренним.

И сегодня, при обилии духовных книг, сочинений, которые можно легко приобрести, при распространяющимся среди православных христиан видении знаний святоотеческих писаний – я не говорю Священного Писания! – все-таки приходится признать, что человеку подлинно молитвенного духа днем с огнем не сыскать. Подлинная и истинная молитва, которая вводит христианина в общение со Спасителем, как была, так и остается редчайшим даром. И многие не только миряне, но и священнослужители, дожив до седых волос, готовы бывают смиренно признаться, что они так и не достигли желаемого, так и не обрели искомого. Молитва остается для большинства из нас тайной за семью печатями.

Почему? Конечно, еще и потому, что мир всегда пустовал на Дух Божий, Велиар всегда враждует со Христом, и благодатные свет и тепло Матери-Церкви, которые обдают нас в горнем храме на молитву, на молитвенную деятельность, всегда встречают жесточайшее сопротивление мирского духа.

Не будем говорить о тех соблазнах, пропастях, тех искушениях, которыми дышит боговраждебный мир, обосабливающийся от Церкви, признающий себя самодостаточным – довольно будет вспомнить о внутренних препятствиях, чинимых нашими собственными страстями в отношении огонька молитвы.

И как часто слышишь горестные признания даже пожилых христиан, тех, кто, кажется, имел достаточно времени для стяжения молитвы, что они не могут совладать со своими помыслами, не могут преодолеть общую для всех рассеянность. И часто мы чувствуем себя наподобие птицы с перебитыми крыльями, лежащей на земле и не имеющей сил подняться в воздух.

Но не так все печально, потому что не зря говорит Священное Писание: «Дам молитву молящемуся», а русский народ, быть может, именно касательно молитвы сложил пословицу: «Терпение и труд все перетрут». Даже земные, скучные песни земли настраивают нас на удободостижимость поставленной цели: если чего захочешь, говорили в старину, обязательно того добьешься.

И, быть может, наши неудачи, наше всегдашнее отставание в деле стяжания молитвенного духа, прежде всего, обусловлено недостатком целеустремленности. Расхожей в православном мире стала фраза, и не просто фраза, а мудрое речение преподобного Серафима: «Цель жизни в стяжании Святого Духа». Но для кого оно, стяжание Духа Святого посредством покаяния, молитвы, действительно стало целью? Как часто мы возгораемся этой целью в лучшие минуты нашей жизни, а затем поворачиваемся к ней спиной и идем в противоположном направлении.

Главное препятствие в стяжении молитвенного духа – это, конечно, переменчивость нашей падшей природы, наше непостоянство. Как говорит святитель Иоанн Златоуст: «Развращенность нашей воли преступное легкомыслие ума». В этом отношении даже взрослые христиане похожи на «ваньку-встаньку» – детскую игрушку. С той только разницей, что ванька-встанька все время встает, как упал, а мы все время падаем, едва лишь успеем встать.

Итак, целеустремленность посвящения себя этому святому делу – напомним, в Евангелии однажды Спаситель направил Свои стопы в самарянское селение, но жители не приняли там Господа, ибо Он имел «лице грядущего в Иерусалим». Таинственное выражение, но очевидно, что свет лика Господня напугал самарян, и они, не будучи в состоянии с пропажей свиней смириться, тем паче не готовы были следовать за Господом.

Вот и мы должны обрести «лице грядущего в Иерусалим». И не просто лицо, но сердце человека, который взыскивает не здесь пребывающего градом, но грядущего, для которого Царство Небесное есть не столько чаемое там за гробом, сколько осуществляемое здесь, в обители его собственного сердца. И горе христианину мирянину и трижды – монаху, если он ослабевает в своей ревности, если он так и не приобретает этой целеустремленности, если он не посвящает всей своей жизни Христу и молитве, но продолжает хромать. И, вытащив одну ногу из болота мирских пристрастий, он начинает утопать другой.

Вот от этой непоследованности, от этой раздробленности нашего сознания, ума и сердца, от несчастной прилепленности ко всему тому, что временно, душа тяжко страждет, а, главное, не находит искомого удовлетворения, мира, счастья и блаженства, которые обещает Своим искренним последователям Христос Спаситель.

Значит, основное молитвенной жизни – это всецелое посвящение себя Господу и главной цели бытия: сроднению с Господом, приближению к Нему, освящению ума и сердца Его благодатью. И об этом стоит думать если не отрокам, которые к тому не способны по своему юному возрасту, то тем, кто считает уже сложившейся свою личность и почитает христианские убеждения, звание христианина основой своего бытия. Если мы будем размышлять об этом, о целеустремленности, о положении для себя главной целью приближение к Богу в молитве и в подвиге покаяния, то следствием этой настроенности ума и сердца будет изменение образа мысли, а, затем, и жизни.

Действительно, по какой причине христиане теряют молитвенный дух? По какой причине теряют самую веру? Почему иные, начав за здравие, завершают за упокой? Почему иной в юные или младые годы поспешал в Божий храм и не мог представить себе жизни без воскресной литургии, а двадцать лет спустя – опустил руки, отбился от этих спасительных обыкновений, и хорошо, если у него осталась вера как простое согласие ума с истиной откровения?

Образ жизни виноват. А он складывается из совокупности жизненных привычек, правил, обыкновений, всего того, что наполняет наш день. И здесь-то, оказывается, необходимо выдержать очень суровую борьбу и вести это сражение до последнего издыхания, дабы мир у нас, уже утвердившихся в главной цели жизни, не вырвал из рук свечу веры и молитвы, не вторгся как захватчик и интервент во внутреннее пространство нашей души и не покалечил, не изуродовал наше сердце, не содеял его неспособным к молитве. Для этого и требуется ограждение своей жизни от всего того, что эту жизнь рассеивает, что лишает нас плода покаяния и молитвы.

И нужно признать, что лишь целеустремленность, лишь полагание спасения души своей как жизненно важной цели способно изменить нечто от зла к доброму и сделать нас последовательными христианами, живущими не по плоти, а по духу.

Но мало установить благочестивый круг жизненных правил и обычаев, но надо еще и постоянно сражаться за то, чтобы этот круг, эта защита, этот покров не распались. Вспомним ежедневно работающий телевизор, запрещать смотреть который никто не собирается, но который всегда лукаво опустошает христианина, не ограничивающегося полезным для него сюжетом и «влипающем» в прямом и переносном смысле слова в экран, через который мы приобщаемся миру падшего мышления, низких чувствований, греховных побуждений и дел.

Само общение с людьми, многие из которых, не отрекаясь от христианства, почитают для себя возможным сочетать молитву и блудные тяжкие смертные грехи, молитву и нечистые слова, молитву и постоянную озлобленность и агрессию в отношении ближних, ничего хорошего нам не сулит. А сами мы разве не подпадаем под всевозможные прилоги упомянутых страстей?

Соответственно, человек целеустремленный, человек, выправивший более или менее внешний круг своей жизни, уставший от всего неполезного, от всего того, что ломает и корежит стремящееся к молитве человеческое сердце, должен еще прибывать и в постоянном внимании и напряжении, как внимает себе и напряжен стоящий на дозоре воин, охраняющий склад с оружием или палатку с главнокомандующим.

Вот это внимание, напряжение ума, воли и сердца сразу выдает христианина от рассеянного, разболтанного, расхлестанного, раздрызганного, опущенного сына века сего. И мы с вами, приглядываясь к нашим детям, подрастающему поколению по опыту знаем, насколько трудно (да и возможно ли?) без Божией помощи Баранкина сделать человеком и привить детям то душевное настроение, ту конституцию и собранность мысли, чувств и воли, которая отличает воина – духовного христианина от пораженца. Наверное, если говорить о делах воспитания, то первое – это обретение всего сказанного, как свое собственное сокровище. Только тогда мы сможем поделиться чем-то и с взрослыми, и с малыми.

Итак, внимание, внимательность, постоянное пребывание в боевой готовности, умение не растеряться в критических неожиданных обстоятельствах, готовность всегда внутренне обратиться к Господу, когда небо покажется с овчинку, всегдашняя готовность нашествие страстей чужих или своих отразить призыванием имени Господа и Спасителя, умение как моллюск спрятаться в ракушку собственного сердца, если со всех сторон нас вдруг окружат, словно привидения, призраки какие-то неполезные и вредные для нас образы и впечатления.

Вот почему уходят в монастырь – там легче приобрести подобную нерассеянность и собранность. Однако даже монастырские стены не гарантируют нам успеха. Сегодня днем, войдя в Лавру, мы видим многоликую шумную толпу, которая тоже нуждается в благодати Божией, может быть, и не подозревая этого. Они входят в Лавру с туристическими интересами, а уходят всегда освеженные, умиротворенные, познающие какую-то тайну неразгаданную Православия.

Однако насельникам непросто появляться на площади Лавры днем. И келья не спасает от всяких развлечений: здесь необходима целеустремленность, здесь необходима глубокая продуманность смысла своей жизни, особенно – скрепленного обетами христианской веры в таинстве крещения, монашескими обетами при постриге.

Если же мы мало-помалу удержим в памяти все сказанное, если в нас сама собой появится решимость отринуть все нам препятствующее в деле обращения к Богу – вот тогда мы восчувствуем, что мы приблизились к подлинной, самой великой и прекрасной тайне в своей жизни, именуемой «хождением пред Богом» или «Богообщением».

Действительно, человек не бывает так прекрасен, никогда не бывает ему так легко, светло и радостно, как в час предстояния Богу. Но нужно оговориться: войти дверьми в это сокровенное пространство Богообщения возможно лишь только тому, кто постоянно будет слагать к стопам Спасителя, ко кресту прибивать рукописания собственных согрешений.

Да, действительно, это – непреложная истина. Иной, даже облекшись в ризы священнослужителя, отторгнут внутренне от Бога, пресечена таинственная пуповина, которая соединяет наше сердце со Христом. Какие-то нераскаянные грехи, не вскрытые исповедью позорные и постыдные поступки, какой-то балласт благоприобретенный уже после начала служения Богу – а подлинным основанием молитвенного собеседования с Богом является покаяние.

Покаяние не просто как единичное исповедование греха, а как всегдашнее сокрушенное припадание к стопам Иисуса Господа, признание своей неоплатной вины, всегдашняя благодарная признательность Спасителю, всегдашняя готовность омывать раны своей души Его живоносной Кровью, всегдашняя раскрытость наших помыслов пред Его всевидящим взором. Последнее – особенно важно, ведь само слово «молитва» имеет корнем «моление», «мольбу». Стало быть, молитва не есть вялая и ленивая речь, какая бывает свойственна молодым людям, беседующим друг с другом.

Но молитва – это всегда слово, исходящее из глубины раненного сердца, молитва – это всегда прощение о помощи, мольба. И как Христос не без усилий простирает нам со креста руки, так и мы не без усилий тянемся, словно малые дети, к Нему, чувствуя, как нам холодно и страшно вне объятий Отца Небесного.

Раскрытость души, исповедальная раскрытость сердца, всегдашняя готовность поверять наши помыслы Богу – вот очень важное слагаемое в молитвенной деятельности, потому что сами мы хорошо знаем, насколько современные люди закупорены на своих мыслях и чувствованиях. Он подобны тем, кто, боясь разбойников, запирается на все засовы в своем маленьком пространстве, и там замыкаются сами в себе.

Так именно иные по нерассудительности сродняются с навязчивыми для них чувствами и помыслами страхов, неуверенности, тревоги. Еще хуже – нерасположенности, недоброжелательства, озлобленности, а это уже близко к душевной смерти. Иной пребывает в вечных пустых обидах, третий предпочитает уныние радости бытия. А четвертый пригвожден всегда земными помыслами, хочет что-то приобрести, что-то сделать, посвящая этому души прекрасные порывы.

И вот вместо раскрытости души Господу, вместо исповедального развертывания своих мыслей и чувств навстречу Солнцу Правды, связанность по рукам и ногам самого себя подобна тому, как змея может кусать собственный хвост. Порочный круг. Такой порочный круг называется: излишняя сосредоточенность на себе, психологи называют это интровертностью: это излишняя самозамкнутость, постоянная беседа с самим собой, но не с Богом.

Надо сказать, что людям, чье мышление сформировалось за оградой церкви, и кто приходит к Господу и к покаянию уже в сознательном возрасте, совсем непросто переменить настроение своей души. И от разговора с самим собой, с воображаемым собеседником, с мечтательностью, когда душа витает в мысленных эмпириях, строит себе воздушные замки и живет в некоей воображаемой сфере, душа иногда думает, что уходит в области заоблачные, но на самом деле сосет, как медведь, собственную лапу, будучи в берлоге фантазий, которая совершенно закрыта и непроницаема для лучей Божественной благодати.

Нет, душа, выполнив все, что мы сказали из начала, должна раскрыть свои лепестки навстречу немыслимому Солнцу – Христу! Для того чтобы молитва в нашем сердце возродилась, для того чтобы живая вода Божьей благодати как ручеек зажурчала хотя бы по временам, для того чтобы мы вступили в истинное сродство с Богом, необходимо, по апостолу Павлу, пленять всякое помышление Господу Иисусу Христу (см. ср. 2Кор. 10, 5), разбивая всяческие возникающие помыслы о камень, то есть, противопоставляя круговерти наших мыслей и ощущений саму молитву, держась за нее, как держится утопающий в водах моря человек за попавшуюся ему доску или спасательный круг. Или, всего лучше, как младенец тянется ручками, ухватывает подол матери в час, когда она удаляется от него.

Раскрывать сердце Богу и мало-помалу отрешаться от пленения мешающим нам помыслам – это великая наука. Думаю, что разрешить эту задачу для себя усердный молитвенник сможет только тогда, когда он привыкнет часто исповедоваться.

И, действительно, исповедание помыслов, то есть самонаблюдение, умение фиксировать внутренние грехи, испытывать свою совесть ежечасно, слагать весь этот скарб, вынимать все эти занозы пред духовным врачом, принимая в самой открытости исповедования этих худых помыслов исцеление и врачевание – это то сокровище покаяния, которое моет нам предложить единственно Святая Церковь и Богоустановленные таинства душепопечения и духовничества.

К сожалению, не так просто сегодня обрести подобную возможность, потому что не везде Лавра, не везде по утрам открыта исповедальная церковь, где нас ждут на выбор молодые и старые, седые, умудренные или только начинающие пастырское делание благоговейные служители алтаря. И не всегда на приходах мы встретим священников, которые сами занимаются тем, о чем мы говорим, поэтому не в состоянии понимать духовные потребности усердных христиан. Но, кто ищет, тот всегда найдет – слава Богу, мы живем не в Голландии, не в Англии, но в России.

И здесь, безусловно, даже приходская жизнь, так или иначе, выстраивается по образу обители. А при стремлении современных христиан чаще соединяться с Господом в таинстве причащения, побуждает их и больше размышлять об исповеди, о поддержании чистоты совести своей.

Двигаясь дальше в нашем рассказе, давайте с вами скажем о том, что для нас с вами молитвенное правило, установленное Церковью? Это те постромки, без которых младенец никогда не научится ходить. Под молитвенным правилом я понимаю те последования, которые нам Мать Церковь предлагает в нашей будничной жизни: утренние и вечерние правила, канон и молитвы ко Святому Причащению, трехканонник, то есть канон ко Спасителю, Богородице и Ангелу Хранителю, сочетаемый с последованием повечерия, или кафизма – один ид 20-ти разделов Святой Псалтири, глава Евангелий и другая глава из Посланий апостольских. Все то, что мы по силам в том или ином объеме призваны ежедневно исполнять – это что для человека со сломленной грудной клеткой тот бандаж и гипс, без которого невозможно вернуть здравие организму.

И если мы от либеральных, приходящих из христианского Запада или от наших мыслящих по-обновленчески пастырей, идей усваиваем мысль о том, что все это не так уж важно и, может быть, не так уж и нужно, что все это какая-то рутина, которую можно безболезненно оставить, для того чтобы ходить в духе Божьем и молиться так, как Бог на сердце положит, если христианин по слову Исаака Сирина «возмечтает о полной свободе» от молитвенного правила, то лишимся и того, что мы думаем иметь. Неогражденный руслом молитвенного правила, чтением Писания, общение с молитвословом, а через него – с Богом, христианин неминуемо станет жертвой собственного самомнения своеволия, разболтанности, и, в конце концов, сам будет вынужден признать, что с водой вот этой мнимой раскрепощенности он выплеснул и ребенка, то есть совершенно лишился Богообщения.

Нет, малое, но постоянно исполняемое правило, хотя бы сокрушение, что ты не исполнил его в сегодняшний день – это жизненно важное слагаемое в стяжании молитвенного духа. Потому что цель правила – ввести инъекцию Божьей благодати в твое холодное, или тяжелое, или пустое сердце. То есть правило – это расправить крылья, уже не переломанные, может быть, но просто сложенные за спиной. Цель правила – выправить тебя, дабы ты взглянул в вечность и восчувствовал, сколь благ Господь, к которому ты приступаешь посредством правила.

И действительно для многих таким правилом служит служба, богослужение. Не считаем мы зазорным и свое маленькое правило, если человек по обстоятельствам жизни связан многообразными занятиями, тихонечко во время вечернего богослужения, где-нибудь в уголочке, как мытарь спрятавшись, исполнять, потому что в храме и стены помогают. И то, что нам бывает трудно сделать рядом с кричащим и мелькающим телевизором и праздными беседами наших домашних, бывает по плечу совершить в уединении, на прогулке, на лоне природы – а уж тем паче в Божьем храме...